От Рима до Милана. Прогулки по Северной Италии
Шрифт:
Принципы, которые родители пытаются внушить детям для их же добра, чаще всего не выдерживают испытания временем. К несбывшимся, трогательным родительским чаяниям спустя много лет относишься с грустной усмешкой. Наставления Сфорца прошли мимо равнодушных ушей, но показали их автора как человека хорошего, доброго и простого, ведь, несмотря на власть и величие, которых он сам достиг, корни его тянулись из мудрого крестьянского рода. Сыновья Франческо выросли в другом, богатом и хитром мире. Они своим детям никогда не оставили бы такого безыскусного напутствия. Документы эти, первые в эпоху Ренессанса, свидетельствуют и о наступлении новой эры, и о простом человеке, желающем выразить свои надежды, чаяния и страхи.
Последнее крупное государственное событие, к которому оказался причастен Франческо, произошло за несколько лет до его смерти: в 1459 году на соборе в Мантуе
Смерти Франческо предшествовала болезнь — водянка. Он умер неожиданно, в 1466 году, в возрасте шестидесяти пяти лет. Безутешная Бианка направила гонцов за старшим сыном Галеаццо Мария, находившимся в то время во Франции. Домой он приехал, переодевшись купцом, а приблизившись к городу, надел траурные одежды и сел на черного коня. Депутация встретила его у ворот с герцогскими знаками отличия. Он переоделся в роскошную одежду, пересел на белого коня и въехал в печальный город принимать наследство. Галеаццо стал пятым герцогом Милана, и было ему в то время двадцать два года.
Тем, кто равнодушно бродят по большому красному замку Милана, стараясь зацепиться мыслью хоть за что-нибудь, возможно, интересно будет узнать, что Галеаццо Мария первым из семейства Сфорца поселился в заново отстроенном замке. Сфорца, как я уже сказал, и по своему характеру, и по темпераменту были плоть от плоти Висконти. Одна из загадок природы в том, что от сильного человека рождаются слабые сыновья, а умные люди производят на свет дураков. Хотя детей Франческо Сфорца нельзя назвать ни слабыми, ни глупыми, великий их отец не смог передать им свои хорошие качества. Кровь матери оказалась сильнее, и, вместо достоинств кондотьера, дети унаследовали хитрость и вероломство предшествовавшей династии, а также и некоторые странности Висконти. Сходство оказалось еще сильнее при восстановлении имен рода Висконти — Галеаццо и Мария.
К моменту прихода к власти Галеаццо Мария его брату Лодовико — самому интересному члену семейства — исполнилось всего пятнадцать лет. У Галеаццо было еще трое братьев, двое из них — полные ничтожества, а третий — Асканио — стал впоследствии кардиналом. У него был дом на пьяцце Навона в Риме. До сих пор одна из узких улиц, которые ведут к площади с юга, называется Виколо д'Асканио. Римляне оборачивались, заслышав гудение труб, и провожали глазами кардинала, возвращавшегося с охоты вместе с собаками, охотниками и телегами, набитыми дичью. Пройдут годы и Асканио повлияет на выборы папы Александра VI, поэтому, возможно, неудивительно, что однажды он заплатил сто дукатов за попугая, который мог произнести Pater Noster.
По совету Людовика XI Галеаццо Мария женился на свояченице французского короля — Боне Савойской, молодой женщине необычной красоты, если верить словам миланского посла, который прислал конфиденциальный отчет, добавив с дипломатической осторожностью, что он видел ее только в анфас. Более подробное описание дает брат Галеаццо Тристан, посланный во Францию, чтобы устроить брак по доверенности. «Прежде всего, — писал он, — у нее, на мой взгляд, прекрасная фигура, отлично подходящая для материнства. Лицо не длинное и не широкое, красивые глаза, хотя они могли бы быть и потемнее. Нос и рот хорошей формы, прелестная шея, отличные зубы и изящные руки, но самое главное, у нее приятные манеры». Он также доложил, что после церемонии, согласно обычаю, прикоснулся к бедру невесты, лежавшей в кровати, своей ногой. Бона Савойская была одной из принцесс, которая в то время могла бы стать королевой Англии, не влюбись Эдуард IV в Элизабет Вудвилл: Бона одно время была с ним помолвлена.
Когда принцесса приехала в Милан, она и Галеаццо Мария провели медовый месяц в маленьком доме на острове, а строители и декораторы готовили тем временем огромный замок. Каким большим он был, можно судить из слов современного писателя, который, желая приблизить к нам это событие, сказал, что оно состоялось в зале, куда гости «могли подняться по лестнице сидя верхом на лошади». Замок под стать эпохе был величествен, и жизнь правителей в его стенах текла самым причудливым образом. Казна Милана снова была полна. Можно лишь удивляться жизнеспособности города: на протяжении своей истории он то впадал в нищету, то купался в деньгах.
Несправедливо, конечно же, сравнивать отца с сыном: дышали они воздухом разных эпох. Мир Франческо и его друга Козимо Медичи был суров, а Галеаццо жил уже в мире Лоренцо Великолепного. Сыновья тратили богатства, накопленные рачительными отцами. Настали времена, когда, казалось, самый воздух дышал вычурной роскошью и жаждой развлечений. Герцоги Милана упивались своим богатством.
Во Флоренции в галерее Уффици имеется портрет Галеаццо Мария, написанный Поллайоло. С холста на вас смотрит странный человек: элегантный, нервный, с большим крючковатым носом, который принято называть «римским», с глубоко посаженными темными глазами и тонкими руками с длинными нервными пальцами. В нем и следа нет от уравновешенности и грубоватой приветливости отца. Перед вами Висконти, восставший из мертвых. Когда мать его неожиданно скончалась, люди начали перешептываться, будто он ее отравил. Скорее всего, это неправда, но то, что такой слух появился, говорит само за себя. В сопровождении молодой жены он носился по герцогству, одетый в яркое нелепое платье: в золотом камзоле, а брюки: одна нога — красная, а другая — половина белая, а половина — голубая; по плечам распущены длинные волосы. Впервые со времен Амвросия мы слышим о человеке, любящем музыку и пение. Говорили, что герцог привез из Фландрии певцов с лучшими в Европе голосами. Создал большой оркестр и хор. Музыкантам своим он разрешал пить вволю, но только не в день концерта. Герцог гордился тем, что его двор самый великолепный в Европе, и страстно увлекался соколиной охотой — черта, доставшаяся ему от предков из рода Висконти. Его соколы садились на бархат, отороченный золотом и серебром. Он значительно пополнил свою библиотеку и даже способствовал книгопечатанию в то время, когда библиофилы не одобряли книги, созданные машинным способом. Это при нем в Италии напечатали первую греческую книгу: «Грамматика» Ласкария вышла в 1476 году.
Его десятилетнее правление закончилось убийством, одним из самых бессмысленных преступлений, совершенных в истории Милана. Интересно, впрочем, то, что в основу его был положен классический пример. Среди учеников преподавателя античной литературы Кола Монтана, питавшего неприязнь к герцогу, были два человека с криминальными наклонностями и молодой фанатик, вообразивший себя новым Брутом. Монтана так повлиял на чувства молодых людей, что они решили повторить убийство Цезаря.
Настало Рождество 1476 года, и герцог, который был до того в отсутствии, возвращался в Милан на празднества. Душа его была исполнена мрачных предчувствий. Это событие словно бы перенесло во времена Сфорца главу из истории рода Висконти. По пути в Милан герцога встревожили разные предзнаменования: он увидел комету; в комнате вспыхнул пожар; дорогу перед ним перелетели вороны. Суеверная кровь Висконти подсказывала ему: «Вернись». Он все же поехал вперед, страхи его все усиливались и приняли мрачную и драматическую форму. Он одел свой хор в траурные одежды и приказал им каждое утро петь заупокойные псалмы. Хотя такие распоряжения и произвели неприятное впечатление на присутствующих, в целом Рождество прошло весело, и Галеаццо Мария выпустил днем соколов. На следующее утро он должен был пойти в церковь Святого Стефана на торжественную мессу. Нагрудник кирасы он надеть отказался — боялся показаться слишком толстым. Вместо этого надел красный плащ, подбитый горностаем, штаны в обтяжку и коричневую шляпу. Толпа, собравшаяся в то холодное утро, видела, как он вошел в церковь. Хор грянул «Sic transit gloria mundi». [26] В церкви его поджидали убийцы.
26
Так проходит мирская слава (лат.).
Они пришли на утреннюю мессу испросить благословения на свой поступок и извиниться перед святым Стефаном за кровопролитие в церкви. Под плащами из алого шелка они прятали кинжалы. Как только герцог прошел вперед между послами Феррары и Мантуи, один из троих мужчин вышел вперед и встал на колено, словно бы собираясь подать петицию, разыгрывая при этом роль Тиллия Цимбра. Герцог приостановился, и в следующий момент все три кинжала вонзились в его тело, и он упал бездыханным. Убийцы были схвачены, повешены и четвертованы, а мальчишки тащили потом то, что от них осталось, по морозным улицам Милана.