От Садового кольца до границ Москвы. История окраин, шедевры зодчества, памятные места, людские судьбы
Шрифт:
Перед праздником заранее распространялись афиши, где излагался ход праздника: по первому сигналу народ должен становиться у скамеек, по второму – садиться за столы, а по третьему – начинать трапезу. Перед началом праздника тысячи алчущих дарового угощения собрались на поле, и, как только подали сигнал к началу его, огромная толпа, пренебрегая распорядком, ринулась к столам и фонтанам и, как вспоминал современник, «в минуту не стало ни обеденных столов, ни расставленных на них припасов. Кучи позолоченных калачей и пряников рассыпались, быки и бараны как будто провалились сквозь землю, стены и скамейки разобраны по доске вместе с подставками – и на том месте, где был стол яств, виднелась только сплошная волнующаяся толпа народа. В то время, когда алчущие распоряжались таким образом с кушаньями, жаждущие хлынули толпами к бассейнам, где только что начали бить фонтаны белого и красного вина… Через четверть часа от поднятия флага, к удивлению всех незнакомых с русским характером того времени, на месте народного праздника осталось одно голое, истоптанное поле с волнующейся на нем толпою». О том, как прошел праздник, есть лаконичная запись в дневнике историка М.П. Погодина: «Скифы бросились обдирать холст, ломать галереи. Каковы!»
После финала народного «угощения» А.С. Пушкин, присутствовавший на празднике, вместе с Погодиным поехали в загородный дом Трубецких, стоявший на южной стороне поля, а император – на бал, дававшийся графиней Орловой-Чесменской в своем дворце в Нескучном.
Этот праздник был последним на Девичьем поле. Позже тут обычно проходили воинские смотры и учения для солдат, и только с 1864 г. на поле начинаются регулярные гулянья, проходившие на пасхальной неделе: строились балаганы, катальные горки, лавки, качели, карусели. Как писал житель Девичьего поля М.П. Погодин, «дешевое вино разливалось потоками, сосуды всех родов, штофы, ковшы, шкалики, рюмки красовались батареями на прилавках… Разливанное море. Сотни чайных палаток, харчевен, кофеен, ресторанов, балконы с пьяными паяцами и охриплыми комедиантами, качели с объятиями, поцелуями и песнями, коньки (это что-то вроде каруселей. – Авт.) с шарманкою, хороводы с наглыми ухватками». Гулянье проходило ежегодно до 1910 г., когда по постановлению городской думы его перевели за Пресненскую заставу к фабрике Мамонтова, а здесь к 1913 г. разбили парк, существующий и сейчас.
Девичье поле с запада и востока было ограничено большими усадьбами, принадлежавшими богатым московским аристократам – Трубецким, Юшковым, Долгоруким, Олсуфьевым, Апраксиным. Как вспоминала Янькова: «Летом обыкновенно все дворяне живали у себя по именьям, конечно, исключая тех, которые, будучи при дворе или на службе, не могли отлучиться из города, и потому у многих богатых бар были не дачи, а загородные дома в отдаленных частях Москвы, вошедших потом в состав города. Поблизости от Кремля всего более избирали места на Девичьем поле, около Хамовников, у Крымского брода».
Современные очертания весь этот район приобрел уже в конце XIX – начале XX в., после застройки поля с запада медицинскими клиниками Московского университета и с востока зданиями благотворительных и учебных учреждений между Большой и Малой Царицынскими улицами.
Самое старое здание на Девичьем поле, где до большевистского переворота находилось Усачевско-Чернявское женское училище, находится на его северной стороне (Зубовская ул., 14). Здесь в конце XVIII в. было владение некоей Матрены Прохоровны Пушечниковой, принесшей его в качестве приданого флигель-адъютанту Р.Р. Кошелеву, прикупившему к усадьбе еще несколько соседних участков. Его внук, известный славянофил и публицист А.И. Кошелев, писал: «Дед мой был богатый человек и пользовался большим почетом в Москве, где он жил на Девичьем поле в своем доме… Он беспрестанно задавал пиры, и в особенности, когда приезжали из Петербурга сильные там люди, с которыми он был в родстве или приязни. Дед мой жил так открыто и безрасчетно, что сыновьям своим, которых у него было шестеро, оставил очень много долгов». Возможно, что именно он выстроил фасадом на поле усадебный дом, обозначенный на плане 1778 г. как трехэтажные каменные палаты.
К 1808 г. справа и слева от главного дома, владелицей которого была княгиня Софья Сергеевна Мещерская, были сделаны пристройки. С октября 1814 г. усадьба принадлежала гвардии корнету С.А. Мальцеву, потом как приданое его внучки Софьи перешло к высокопоставленному чиновнику С.Д. Нечаеву, глубоко интересовавшемуся историей и выступившему инициатором сооружения памятника на Куликовом поле. В доме на Девичьем поле жил мальчиком его сын Юрий Нечаев, получивший огромное наследство от своего дяди миллионера С.И. Мальцева и ставший известным меценатом, благодаря которому был выстроен Музей изящных искусств.
Об истории получения им наследства так рассказывает внучатый племянник С.И. Мальцева А.А. Игнатьев в своих мемуарах «Пятьдесят лет в строю»: «У Сергея Ивановича детей не было. Жил он одиноко, вставал всегда в пять часов утра, шел к ранней обедне и в семь часов садился за работу. Единственным его помощником был скромный, молчаливый и необыкновенно трудолюбивый чиновник Юрий Степанович Нечаев… Каково же было удивление всех родственников, когда после смерти Мальцева выяснилось, что все многомиллионное состояние завещано Юше. Дядюшка написал в завещании, что заводское дело он считает дороже семейных отношений, а так как среди родственников Игнатьевых и Мальцевых нет никого, кто мог бы дело сохранить и вести дальше, то он оставляет свои богатства человеку простому и деловому».
В 1866 г. дом был приобретен Усачевско-Чернявским женским училищем. История его начинается в 1827 г., когда купец Чернявский пожертвовал дом и капитал для призрения бедных женщин с детьми; в 1833 г. в доме другого благотворителя, купца Усачева, открыли училище под названием «Дом рукоделия Чернявского», а в 1859 г. его перевели в дом на Маросейке и назвали «Усачевско-Чернявским».
После переезда жилища на Девичье поле старинные палаты были переделаны; справа от главного дома построили церковь во имя св. Александра Невского, освященную в 1869 г. В главном здании находились классы и актовый зал училища, ставшего с 1877 г. гимназией, а во флигеле помещались лазарет для учащихся и Сергиевское начальное училище. В 1930-х гг. все здание было надстроено тремя этажами.
Рядом с самым старым сооружением на этой стороне Девичьего поля стоит самое молодое, да и самое большое здание, где находится Военная академия имени М.В. Фрунзе, тяжелое, массивное, обработанное однообразными кессонами вокруг рядов окон, оно было призвано утвердить представление о пугающей мощи Советской армии. Рядом с основным зданием на нарочно сооруженном пьедестале был водружен огромный макет танка, который теперь куда-то подевался, а вот надпись на пьедестале осталась: «Ни одной пяди чужой земли не хотим, но и ни одного вершка своей земли не отдадим никому». Под ней была и подпись автора сего не очень грамотного высказывания – «И. Сталин», но ее стерли уже после того, как благодаря его прозорливости и гениальному руководству отдали врагу чуть ли не половину своей страны и погубили десятки миллионов сограждан… На здании имеется и табличка с фамилиями авторов и времени постройки – это были Л.В. Руднев и В.О. Мунц, 1932–1937 гг.
Напротив Военной академии – сквер, где стоит грузный памятник Л.Н. Толстому, на месте которого находилась невысокая статуя, сделанная скульптором С.Д. Меркуровым в 1913 г. Сначала предполагалось поставить ее на Миусской площади, но соседство памятника писателю, отлученному от церкви, и собора Св. Александра Невского, строившегося там, не показалось властям наилучшим. Статуя осталась в мастерской скульптора, и только в 1927 г. ее водрузили в сквере Девичьего поля, но там она простояла сравнительно недолго: по мнению руководителей советской культуры, памятник не «отражал» подлинного Толстого, и меркуровскую статую убрали во двор Литературного музея Толстого на Пречистенке, а здесь поставили новую – Толстой кажется задавленным необоримым грузом собственной значимости (1972 г., скульптор А.М. Портянко). На другом конце сквера, у пересечения с Клинической улицей (с 1965 г. ул. Еланского), стоит еще один памятник – врачу Н.Ф. Филатову (1960 г., скульптор В.Е. Цигаль).
В конце XIX в. на Большой Царицынской (после 1924 г. Большой Пироговской) улице развернулось невиданное еще в Москве, да и в России строительство: возводился целый медицинский город.
Начало было положено пожертвованиями Е.В. Пасхаловой на строительство акушерской и В.А. Морозовой на строительство психиатрической клиник. Город пожертвовал на Девичьем поле большой земельный участок, на котором университет построил несколько зданий для обучения студентов-медиков и лечения больных. «Скажем же искреннее задушевное спасибо от нашей корпорации, – отмечал профессор Ф.Ф. Эрисман, – и тем частным жертвователям, которые приняли на себя практический почин в этом деле, и городу Москве, который столь великодушно поддержал начинание Университета, и правительству, которое щедрой рукой отпустило средства для постройки и содержания нашего клинического городка».