От сессии до сессии
Шрифт:
«Тайная? Потом расскажешь?»
— Непременно. Позже. Когда вся эта кутерьма с праздниками уляжется, и ты прилетишь к девочкам за новой сказкой. Хорошо?
Он довольно бьёт хвостом.
«О’кей! ОК! Я правильно говорю? Тогда полетели!»
И, расправив крылья, взлетает под потолок моей спальни.
Невольно проводив его взглядом, пытаюсь сообразить, а к кому, собственно, относится это «Полетели»? Вроде раньше он переносил нас без каких-либо эффектов и лишних движух, даже из мира в мир, за какие-то секунды… И не успеваю заметить, когда это потолочные балки сменяются высокими сводами одной из бесконечных галерей Эль Торреса. Мы уже на месте. Хлопанье крыльев затихает. В голове звучит извиняющийся голос фамильяра:
«Прости, очень срочно зовёт Большой Мага… Я помогу и сразу вернусь! Тебе осталось пройти прямо и через арку, там слева большая дверь. И Цербера нет! Иди смело, Ма!»
Глава 4
Сегодня я, вопреки своим привычкам, нарядилась в платье, пусть и не особо пышное, пусть и без корсета, но всё же несколько сковывающее движения. Не то что в брюках… Но, памятуя о первом впечатлении, которое, по словам Коко Шанель, можно произвести лишь раз, при выборе праздничного туалета я всё-таки учитывала консервативные взгляды семьи, частью которой стала. В этом мире можно отправиться в горы или в квест в чём угодно, хоть в джинсах, хоть в бронелифчике, никто и глазом не моргнёт. Но устои высшего общества — это… устои, одним словом. Не надо их потрясать без особой необходимости. Равно как и в нашем мире никто не явится на приём к английской королеве в том же, в чём тусит с друзьями на вечеринке. Так что, собственно, ничего нового я тут для себя не открываю и революций устраивать не собираюсь.
Всё это вертится у меня в голове, пока, придерживая ворох лёгких юбок, я приближаюсь к заветной двери. Украдкой поглядываю на часики в браслете. Половина пятого. По идее, Рикки должен был прибыть за мной только через час; но он же — мой фамильяр, в конце концов, и хоть у нас с ним оговорена полная свобода действий, в ответ на просьбу доставить меня в Эль Торрес пораньше он примчался мгновенно, несмотря на востребованность. Если и впрямь у донны Сильвии шпион в замке, то, скорее всего, меня здесь пока не ждут. Хм. Может, я заразилась от Торресов их вечной паранойей, а может, всё правильно, и бережёного бог бережёт? Посмотрим.
К тому же, не давала мне покоя чёрно-юморная идея ведьмы насчёт того, чтобы заставить Мири свести счёты с жизнью у всех на глазах. Если подумать, то самый подходящий момент — как раз, когда гости и хозяева замка соберутся на торжественное открытие праздника. А сбор назначен возле главного паркового фонтана, откуда, к слову, открывается великолепный вид на тыльную сторону Эль Торреса, на башни и стены. Моё место тоже там, среди членов семьи, но не сейчас, а через полтора часа. Впрочем, даже если немного опоздаю — не беда; а вот настоящая трагедия разыграется, если я позволю Мирабель пойти туда, куда её подтолкнут. Значит, надо быть рядом и удержать.
Внезапно меня кидает в жар.
Что, если её уже нет в своих комнатах? Сбежала, затаилась, ждёт в каком-нибудь закутке известного лишь ей одной часа, чтобы… О, нет, только не это! Почти бегом проскакиваю оставшийся десяток шагов и без стука толкаю высокие двери, что неохотно поддаются.
Поначалу кажется, будто я опять в склепе, как в прошлом сне. Из застеклённой, пронизанной светом галереи шагнула во мрак, темноту и запустение, даже несёт откуда-то сыростью и запахом влажной земли… Твёрдо сказав самой себе, что последнего быть не может, на несколько секунд прикрываю глаза, чтобы быстрее привыкнуть к темноте.
Будуар. Именно это слово приходит на ум, когда я, наконец, в состоянии разглядеть и оценить обстановку. Не гостиная, не приёмная, а будуар, кабинет светской дамы и одновременно место для утренних приёмов самых близких друзей. С круглым диваном по центру. С огромным жерлом камина, портал которого поблескивает драгоценными ониксовыми барельефами. Со множеством этажерок с безделушками, столиков, пуфов, козеток, в рюшечках, завитушках, шёлковых обивках, позолоте; с античными статуями в углах и нишах, с колонноподобными напольными вазами, с непомерно большим зеркалом в массивной раме, занавешенным чёрным крепом, как будто в доме покойник… Так же наглухо зашторены все три окна, высоких, от пола до потолка. Но сквозь бело-розовый атлас всё же пробивается толика света, а поскольку интерьер комнаты, как и обивка стен, выдержан в бело-розовых тонах — сумрак становится не таким густым, как, очевидно, хотелось бы его хозяйке.
Кажется, она меня даже не замечает. Сжурилась в одном из кресел, маленькая, хрупкая, затянута в траурное платье, лицо прикрыто густой кружевной вуалью… нет, мантильей, прихваченной высоким гребнем в причёске. Гребнем? Уж не красные ли камни горят в нём зловеще?
Холодея, делаю шаг вперёд. Извинения в связи с незваным вторжением, призывы помириться, увещевания — всё вылетает из головы. Вместо этого я требовательно спрашиваю:
— Донна Мирабель, откуда у вас эта гадость?
Изящные плечи вздрагивают, руки в кружевных перчатках сильнее натягивают соболий палантин, словно донна старается уйти, спрятаться в него с головой, как в кокон, в нору.
— Убирайся! — только и отвечает глухо. — Ненавижу тебя!
Речь невнятна. То ли она цедит слова сквозь зубы, то ли… А вдруг ей нехорошо? Вдруг прекрасную, но всё-таки немолодую донну на почве сильного нервного потрясения хватил, например, удар, как тут называют инсульт? А ведь после него как раз и наблюдаются скованность движений и трудности с речью… Ещё больше обеспокоенная, склоняюсь над ней и осторожно трогаю за плечо, пытаясь развернуть к себе:
— Мири, с вами всё в порядке? Вы здоровы?
И тут меня накрывает…
…чужой ненавистью.
…лютой злобой.
…упоением долгожданной победы и торжеством… Оцепенев, не успеваю даже отшатнуться, услышав:
— НЕТ! Радуйся, тварь! Только недолго тебе осталось!
Что сверкает ярче — белки её глаз из-под мантильи или остриё кинжала, стремительно летящее мне в грудь — не успеваю понять. Мир тонет во вспышке.
Задрожав, опускаюсь прямо на пол: не держат ноги. А потом, проморгавшись и вновь обретя зрение, долго смотрю, машинально поглаживая раскалившееся защитное кольцо, на кучку пепла в центре кресла. Пепла, оставшегося во вмятине от бывшего там только что тела. Редкие хлопья, похожие на сажу, всё ещё оседают на подлокотники, на изголовье, усеивают чёрными пятнами ковёр… Чёрное на белом.
Меня мутит. Кружится голова.
Я только что её убила. Неважно, что не сама. Убила.
Чёрное на белом. Пепел. Прах. Всё, что осталось от живой, полной ненависти ко мне бабы. Но я-то её не ненавидела! А вот она меня…
Неподалёку валяется упавший из несуществующей более руки кинжал.
Убить меня хотела.
Чёрное на белом…
У меня кружится голова.
Чёрное. На белом.
Белки глаз в ажурных прорезях мантильи…
Чёрных глаз.
Глубоко вздохнув и раз, и два, благодарно сжимаю кольцо. Спасибо. В который раз ты меня выручило… С отвращением уклоняюсь от плывущей в мою сторону частички пепла. Фу. Ну, уж нет, с меня хватит и пережитого! И чувствую себя достаточно окрепшей, чтобы подняться на ноги. Правда, те ещё нетвёрдо меня держат, но это пройдёт, я знаю.