От сессии до сессии
Шрифт:
Во время очередной попойки, а у всех было такое впечатление, что ни одна попойка не обходилось без него, он раскрыл секрет, наверно, не желая этого. Но так уж получилось. Секрет был прост, как ленинская правда. Но чтобы дойти до этого, нужно быть Петровым. Поэтому другие студенты, узнав про это, удивлялись, как они не могли дойти до этого своим умом. Что дано Юпитеру, в данном случае Петрову, то не дано другим. Причем тут главное не схема, но исполнение. Самую гениальную идею можно запороть, если не знаешь, как подать ее.
Он приходил в ресторан. Одетый скромно, даже с некоторой элегантностью. Это располагало.
– К вам можно?
Петров был сама галантность. Улыбка его обезоруживала. Только взглянув на него, мужики понимали: это наш человек. Да и место свободное имелось. Пусть сидит! Мужикам это по барабану. К тому же они не о военных секретах говорят. Да и паренек на шпиона не похож. Сейчас для них все люди – братья, особенно те, кто пьет вместе с ними. Петров делал заказ. Потом его еще и угощали. Попробуй откажись! Собеседник он интересный и веселый. За словом в карман не лез. Мог поддержать разговор на любую тему. Мог даже с папуасами из Новой Гвинеи найти общий язык и стать их новым Миклухо-Маклаем, о встрече с которым они будут мечтать долгими вечерами. Наевшись и налившись под завязку, и натанцевавшись с приятными незнакомками, он заявлял новоявленным друзьям, что должен освободить мочевой пузырь, чтобы продолжить обильные возлияния. Они понимающе кивали. С достоинством удалялся, успев по ходу погладить не одну тугую женскую попку.
И всё! Его застольные друзья еще какое-то время вспоминали о нем, а потом забывали. А покидая ресторан, полностью оплачивали счет, в том числе и петровский. Им даже в голову не приходило, что их самым детским образом кинули на бабки.
Можно ставить точку. И оставить Петрова в покое. Сколько же можно: Петров да Петров? Но это было бы нечестно. И по отношению к Петрову и к тем, кто имел несчастье не знать его. Петров – это многогранная личность, творец истории своей и других.
Он не был красавцем. Далеко не был. Сложения так себе. Роста ниже среднего. Вполне заурядная внешность. Пройдете мимо, даже внимания не обратите.
Почему-то представительницы слабого пола, оказавшись в одной компании с ним, начинали чувствовать какое-то беспокойство и волнение. Озирались по сторонам. Так себя чувствует человек, который гуляет по саванне и знает, что за любым кустом может притаиться голодный лев, который своими желтыми злыми глазками следит за его передвижением.
Петров вроде никогда открыто и откровенно не выказывал внимания противоположному полу. Ни с кем не заигрывал, не говорил комплиментов. О подарках и говорить нечего. Его не видели гуляющим под ручку с девушкой. И вообще рядом с ним никого не было. То есть на роль дамского угодника никак не подходил. И даже был уверен, что женщины – люди второго сорта.
Однажды Петров исчез на целый месяц. Месяц – это много. Даже для Петрова. Все терялись в догадках.
Он никуда не пропал. Также регулярно появлялся на занятиях. У него была одна общая тетрадка по всем предметам. Это был какой-то другой Петров. Товарищи не узнавали его. Инертный. На лекциях он частенько дремал, не вступая в полемику с преподавателями по разным вопросам политики партии и правительства. У него на всё имелась собственная точка зрения. Самое главное: не ночевал в общежитии и вообще не показывался там. Только заканчивались лекции, он исчезал, растворялся в неизвестном направлении.
Его расспрашивали, где он, что он. Но он только отмалчивался или бормотал что-то невнятное. Это совершенно не было похоже на Петрова. Такое впечатление, что он чего-то стыдится.
От женского взгляда ничего не укроется. А тем более в таких вещах они настоящие доктора наук. «Он завел себе в городке женщину, – говорил они. – И кажется, влюбился. Он даже перестал лазить за ручкой, чтобы подглядывать нам под юбки. А взгляд у него какой! Отрешенный. Он всё время думает о ней и ждет не дождется встречи».
– Было так! – разоткровенничался изрядно поддавший Петров. И прикрыл глаза и какое-то время молчал. – В доме ученых выступал Эйдельман. Натан. Я никак не мог пропустить этого.
Все согласились.
– Я, конечно, не со всеми его положениями согласен. Например, он утверждает, что…
– Нет! Ты не отвлекайся! – закричали слушатели.
Петровские рассуждения всегда были интересны и оригинальны. Но сейчас всех интересовало другое.
– Да! Ну. Вот… Слушаю я Натана, мотаю на ус. Хотя усов, как вы заметили, у меня нет. Что я считаю одним из своих достоинств, которых у меня не мало. Что вы уже успели заметить. Может быть, мне отрастить усы? Как вы думаете, они придадут мне более академический вид? Что-то в последнее время этот вопрос стал меня занимать.
– Что же это такое? Ты давай рассказывай, Петров! Ты просто невыносим! Не отвлекайся!
– Я это и делаю.
– Ты по существу рассказывай! Зачем нам твои усы сдались сто лет! Да хоть бороду до земли отращивай!
– Я всегда по существу.
– Петров! Ты невозможный человек. Никогда не знаешь, что ты выкинешь в следующий раз.
– Ладно! Ну, вот… А справа от меня через два места сидит молодая особа. Так лет за двадцать пять. Молодая для пенсионеров, а для меня уже и не молодая. Но я не прихотливый.
– Это мы знаем. Тебя и пятидесятилетняя дама устроила бы. Без обид, Петров! Ходит слух, что ты однажды чуть на пенсионерке не женился.
– Не отвлекайте меня! Не сказать, что она была красавица. Нет! Довольно крупный нос. Но так ничего себе. И фигурка даже есть. Формы что надо. Всё в полном наличии. Дело не в этом. Было в ней что-то необычное. Какая-то изюминка. Загадка. Как она смотрела на Натана! Взгляд такой влюбленный. Сразу стало понятно, что ей нравятся умные мужчины. Это уже вдохновляло и окрыляло, как выразился один поэт. Зафиксировал и ладно. После лекции иду на остановку. Шлепать такую даль совершенно не хотелось. Да еще и темень такая. По партизанским тропкам нетрудно и заблудиться. Слякоть. Такой мокрый снег с ветром. Мерзопакостная погода, когда от всей души начинаешь завидовать итальянцам. Стою на остановке. Никого нет. От этого стало еще грустней. Как будто я один во всей вселенной.