От смерти к жизни. Как преодолеть страх смерти
Шрифт:
Хочется обратиться к родителям и сказать: как бы ни было трудно, будьте уверены, что ребенку будет легче, если вы будете открыты, если вы не испугаетесь его вопросов, не отстранитесь от ребенка, а приблизитесь к нему и выясните, что стоит за трудными вопросами, действительно ли за ними стоит желание узнать правду о том, что происходит, и о том, насколько близка смерть.
Нужно найти в себе силы (а если их нет – найти поддержку и помощь), но ни в коем случае не бросать ребенка в одиночестве, не окружать его заговором тишины и тем самым не мешать специалистам паллиативной
Священник Александр Дьяченко
Тайна
Завтра у меня тяжелый день. Предстоит отпевание младенца, совсем маленького человечка, прожившего на земле всего два неполных года. С Игорем, его отцом, мы знакомы уже несколько лет, и все это время прямо или косвенно я принимал участие в его судьбе.
Он часто советовался со мной по разным вопросам. Я благословлял его, вдовца, на новый брак, и потом многие месяцы вместе с ними молился, чтобы Бог явил чудо и маленький мальчик пришел в их семью. Вы не представляете, как мы радовались, когда на свет появился долгожданный Дениска.
Сегодня уже не редкость, что супругам, прежде чем понести младенчика, приходится долго и напряженно лечиться. Дурная наследственность, больная природа, отравленные химией продукты. Все, абсолютно все способно ранить такую хрупкую женскую плоть.
После долгого и безрезультатного лечения мои друзья, выслушав очередной приговор врачей, махнули рукой и поехали к блаженной Матронушке в Покровский монастырь. Честно отстояли девятичасовую очередь, а когда подошли к раке, просили только об одном:
– Матушка Матронушка, помолись за нас Господу, мы очень скучаем по нашему малышу, а он все никак не приходит. Помоги нам.
И чудо произошло. То, что планировали удалять – оставили, потому что в какое-то мгновение в лоне будущей мамы произошли резкие и неожиданные изменения к лучшему, и вот он – наш замечательный Дениска. Постоянный источник родительской радости, смысл их жизни и надежд.
Завтра мне его отпевать.
Когда зазвонил телефон и высветилось имя Игоря, я ждал услышать его голос, но из трубки доносились одни рыдания. После сбивчивых объяснений моего друга я наконец понял, что в обед с мальчиком случился удар, и вот теперь он лежит в областной детской больнице, а врачи беспомощно разводят руками и стараются не смотреть им в глаза.
– Следствие родовой травмы, – всхлипывает Игорь, – предупреждают, готовьтесь к худшему. Батюшка, помолитесь!
Я обзвонил всех наших и попросил встать на молитву. Только никто не знал, что к этому времени мозг ребенка уже умер и только умная техника продолжала поддерживать жизненные процессы в маленьком беспомощном тельце Дениски.
На следующий день утром звонок от Игоря:
– Батюшка, мы решили снова ехать к Матронушке. Она нам Дениску подарила, к ней и сейчас поедем.
Они успели и даже подошли к раке святой, и здесь же у раки Игорь вдруг почувствовал сильную боль в груди, и тут же звонок из больницы:
– Мы очень сожалеем, мальчик умер. Простите нас, но в вашем случае медицина бессильна.
Еще через минуту сообщение о Денискиной смерти пришло ко мне в алтарь. Мы как раз служили воскресную всенощную, я молился и в напряжении ждал известия. Прочитал, не сдержался и заплакал. Еще я видел, как Игорь многократно пытается мне дозвониться, но ответить не мог. Потом умылся, зажег большую свечу и вышел на полиелей.
Как быстро меняется наша жизнь. Помню, как мама рассказывала о своем детстве:
– До революции твои дедушка с бабушкой жили в Орехово-Зуеве, а во время гражданской войны наша семья, спасаясь от голода, перебралась на родину к дедушке, в деревню под Минском. Там каждый год на свет появлялся кто-нибудь из моих братиков или сестричек, и почти каждый год кто-нибудь из них умирал.
В середине двадцатых мы вернулись назад. У моих родителей, – продолжала мама, – на то время уже было трое дочерей, из мальчиков никто не выжил. Дедушка пытался найти работу, но долгое время у него ничего не получалось. Потом ему все-таки повезло устроиться в Павловском Посаде рабочим на железную дорогу. В путейскую бригаду набирали преимущественно людей одиноких, семейным нужно было давать жилье.
Дедушка скрыл, что у него есть семья, и получил место в общежитии, а нас прятал в том же общежитии, но только на чердаке. Кстати, кроме нас там же ютились семьи и других рабочих. Но наступила зима, и с чердака пришлось уйти. Правда, кто-то из начальства оказался человеком жалостливым, и нам таки подыскали теплый угол. Комнату по диагонали разгородили простыней, и в каждой половине разместили по семье.
До сих пор остались детские воспоминания, как наши соседи хоронили свою бабушку. Когда гроб привезли, оказалось, что полностью поместиться на соседской половине он не может. Поэтому ноги усопшей целую ночь торчали из-под простыни возле нашей кровати. Лежу, смотрю на эти ноги, а они вдруг начинают шевелиться.
В страхе закрываю глаза, потом открываю, а они все равно шевелятся. Тогда я что было силы бью по шевелящимся бабкиным ногам, а из-под покрывала выскакивает кошка и орет на оба угла.
Так мы прожили целый год, пока нам не выделили в железнодорожной будке отдельную комнату, да еще и с кухней. Правда, кухонька была маленькой и в ней обитала чужая бабушка, которая не ходила в туалет, а предпочитала все свои дела делать тут же в ведро. И ничто не могло ее заставить изменить своей привычке. Вот и приходилось мириться с этой бабушкой и ее ведром, пока она тоже не преставилась. И тогда мы зажили по-царски.
В этой будке у нас родилось еще пятеро детишек, но выжило только двое. Помню, всякий раз, когда у родителей умирал кто-то из детей, отец брал молоток, гвозди и сам сколачивал гробик. Клали в него маленькое тельце, дедушка из полотенца делал перевязь, вешал гробик на бок, и вдвоем с мамой шли в церковь, а потом на кладбище.
Все это совершалось как-то буднично, спокойно. Не помню, чтобы кто-то особенно плакал, может, потому, что мы никогда не ели досыта. Меньше ртов – больше хлеба. Жизнь и смерть были делом обычным, естественным.