От варягов до Нобеля. Шведы на берегах Невы
Шрифт:
В делах шведской Академии художеств имеется запись о том, что упомянутый портрет найден обладающим «различными достоинствами» и что Патерсен может быть принят в члены Академии, лишь представив с этой целью какое-либо свое произведение. Живописное полотно «Вид на часть так называемого Летнего сада в С.-Петербурге» тотчас было одобрено Академией, и «русский придворный живописец Патерссон, урожденный швед» был принят в ее члены. В «Journal for svensk litteratur» («Журнале шведской литературы») за 1799 г. о вступительном произведении Патерсена сказано, что оно «весьма верно и выписано весьма тщательно, а кроме того, все на нем изображено
В опубликованном «Санкт-Петербургскими ведомостями» анонсе Патерсен представлен как живописец, «который портреты и исторические пьесы… рисует», однако помимо всего нескольких портретов и единичных жанровых картин (среди них выставленная им в Стокгольме под названием «Сидящий мужчина в русской одежде, торгующий спиртными напитками») мы не знаем никаких его живописных произведений в этих жанрах. Преобладающую часть его творчества составляют виды города — живописные, акварельные и графические.
В другом анонсе, помещенном Патерсеном в 1800 г. в «Санкт-Петербургских ведомостях», речь идет именно о таких его произведениях: живописец Беньямин Патерсен, живущий «по Екатерининской канаве между государственным заемным банком и Кокушкиным мостом в Шаровом доме, под № 131», продает пять раскрашенных гравюр из серии на десяти листах с видами с невского берега. Листы, о которых говорилось, что они удостоились одобрения императора, стоили по 20 (на бумаге лучшего качества) и 15 (на обычной бумаге) рублей. Все десять листов были созданы и посвящены «Sa Majestd L’Empereur et Autocrateur de toutes les Russies» («Его величеству императору и самодержцу всех Россий»).
Шведский исследователь творчества Патерсена Ульф Абель полагает, что художник «совершил нечто совершенно уникальное», создав сотню видов Петербурга: «Никому другому не удалось изобразить разные части города столь тщательно, точно и вместе с тем художественно». Без городских видов Патерсена наши представления о Петербурге конца XVIII — начала XIX в. были бы значительно беднее.
Беньямин Патерсен оставался в Петербурге до самой своей кончины 23 июня 1810 г., когда в книге регистрации смертей прихода Св. Екатерины была сделана следующая запись: «Беньямин Патерсен, живописец и член Российской и Шведской художественных академий; женат, возраст 60 лет, родился в Варберге; скончался от грудной болезни». Патерсена похоронили за пределами города, в Тёнттёля (Тинтела) у нынешних Нарвских ворот, где находилось кладбище финского прихода.
«Весьма сходные портреты»
Третий интересный в данной связи художник — Карл Петер Мазер, родившийся в Стокгольме в 1807 г. Он приехал в Петербург в 1838 г. — в том же году, в котором в российской столице появился другой выдающийся петербургский швед: Иммануил Нобель (см. главу «Предприниматели»).
Мазер получил образование в Париже, где он участвовал в революции 1830 г. и сражался на баррикадах. После нескольких лет пребывания в Италии он в 1835 г. вернулся в Стокгольм, где в том же году написал известный портрет шведского писателя К. Ю.Л. Альмквиста. Спустя два года Мазер отправился в Финляндию и приобрел там большую популярность как портретист; в частности, написал портрет Юхана Людвига Рунеберга. По прибытии Мазера в апреле 1838 г. в Петербург, в газете «Северная пчела» можно было прочесть следующую заметку:
«Недавно прибыл в здешнюю столицу портретный живописец
«Первое впечатление от города Петра Великого благоприятное, — записал в своем дневнике Мазер. — Поражают размеры всего увиденного». Мазер сразу осознал, что Петербург для него слишком велик: «Поскольку я приехал в Россию с мыслью заработать несколько тысяч рублей, которые позволили бы мне возвратиться в Париж, я намеревался поездить по сельской местности, писать портреты и зарисовывать все представляющееся мне примечательным, чтобы составить таким образом альбом о России». Мазер последовал своим изначальным замыслам и за шестнадцать проведенных в России лет посетил наиболее отдаленные части империи, добравшись до самой русско-китайской границы.
Деятельность его была очень разнообразной: помимо создания портретов он занимался также обучением рисованию и фотографированием. Но наибольшие его заслуги относятся к портретной живописи. Примечательно, что после того как он исполнил портреты двух выдающихся писателей Швеции и Финляндии, всего через год пребывания в Петербурге он получил заказ на портрет национального поэта России Александра Пушкина.
Портрет писателя Павла Нащокина кисти Карла Петера Мазера
Заказ сделал один из друзей поэта Павел Нащокин, в московском доме которого Мазер встретился, в частности, с Николаем Гоголем. Пушкина уже не было в живых, и поэтому Мазеру пришлось писать с его мраморного бюста и посмертной маски, которую, между прочим, снял известный скульптор шведского происхождения Самюэль Халльберг (Гальберг). Мазер встречался с женой Пушкина Натальей, ее портрет он тоже написал, и она помогла художнику полезными советами. Так, например, на портрете Мазера поэт изображен в домашнем халате (архалуке), который, по словам Гончаровой, был на Пушкине в последний день его жизни.
Портрет не относится к числу шедевров Мазера, но это не так существенно в свете истории его возникновения — ведь он написан не с натуры. По своему художественному уровню куда выше портреты Николая Гоголя, Ивана Крылова, художника Карла Брюллова, композитора Михаила Глинки и самого Павла Нащокина. Даже если Мазер и Рослин несравнимы как художники, их связывало одно обстоятельство: оба они написали портреты нескольких современных им знаменитых русских. Этого достаточно, чтобы признать за Карлом Петером Мазером важную роль в истории русско-шведских художественных связей.