От Великой стены до Уолл-стрит. География бизнеса и культуры
Шрифт:
На уроках китайского мы изучали «Аналекты» Конфуция и труды Мэн-цзы, основоположника даосизма Лао-цзы, а также Чжуан-цзы и других китайских классиков. По большей части всё это преподавалось методом традиционного зазубривания текстов. Но такой подход, при всей его занудности, заложил в моем сознании прочный фундамент родного языка и культуры.
В 1967 году я отправился в США учиться в колледже. Как раз к тому времени в Америке наметился глубокий раскол общества из-за отношения к Вьетнамской войне. В 1960-е годы смута, казалось, объяла весь мир. Гонконгские левые подхватили клич китайской Культурной революции и объявили агитационную войну колониальному режиму: они взрывали самодельные бомбы в людных местах и организовывали демонстрации протеста, неизменно перераставшие в массовые беспорядки. Постоянно действовал комендантский час, а под ширмой внешнего спокойствия, которое отчаянно пыталась
Представления о США я имел самые обрывочные и прибыл туда неподготовленным к тому, что меня ожидало. В аэропорту Сан-Франциско меня встретил старший брат. Выгрузив вещи и перекусив с дороги, мы отправились прямиком в квартал Хейт-Эшбери, именуемый так по названию перекрестка двух улиц. В 1967 году Хейт-стрит была раем хиппи: юноши и девушки со всей Америки (и не только) приезжали туда за жизнью, полной воздуха свободы. Робкого подростка, не успевшего еще отойти от долгого авиаперелета, хиппи встретили широкими открытыми улыбками и приветливыми возгласами «хай!»: не мог же я знать тогда, что попал прямо «с корабля на бал» – на знаменитое «Лето любви» [3] ! Для меня это стало настоящим откровением.
3
«Лето любви» (англ. «The Summer of Love») – лето 1967 года, ознаменованное слетом около ста тысяч хиппи со всего мира в Сан-Франциско. – Примеч. пер.
В Гонконге я был приучен к тому, что незнакомым улыбаться не положено: там это могло быть истолковано как заискивание или попытка попросить о каком-нибудь одолжении. В Сан-Франциско меня поразило, как прекрасно ладит друг с другом всё это великое множество людей, при том что каждый остается самим собой. Песня «San Francisco» («Be Sure to Wear Flowers in Your Hair») в исполнении Скотта Маккензи [4] звучала в эфире безостановочно, – и действительно: незнакомые люди радостно встречали нас повсюду, одаривая улыбками и цветами. Все были расслаблены, каждый занимался своим делом, никто никому не мешал и никого не беспокоил. Воспитанный в китайских традициях, я привык вести себя сообразно ожиданиям окружающих и постоянно помнить о том, какое произвожу впечатление. В Сан-Франциско я понял, что, оказывается, можно чувствовать себя совершенно свободно и жить в свое удовольствие, оставаясь просто самим собой. Это было интересным опытом вхождения в американскую действительность. Но лишь после нескольких лет жизни среди американцев я начал глубоко понимать и по-настоящему ценить суть их национальной культуры. Я усвоил, что, несмотря на вызывающе самоуверенное и индивидуалистическое поведение, которое приезжий мог бы превратно истолковать как оскорбительное, американцы глубоко преданны основополагающим ценностям своей культуры. Расхожая фраза «я буду сражаться за вашу свободу слова» [5] , собственно, многое объясняет. Так, в США индивидуальность уважается, а подчинение правилам не является обязательным требованием, – и это очень сильно отличается от того, чему учили меня.
4
«San Francisco» («Be Sure to Wear Flowers in Your Hair») – песня, написанная Джоном Филлипсом (англ. John Phillips, 1935–2001), лидером группы The Mamas & the Papas, специально для рок-фестиваля, прошедшего в калифорнийском Монтерее 16–18 июня 1967 года, и подаренная им для исполнения своему другу, певцу Скотту Маккензи (англ. Scott McKenzie 1939–2012). – Примеч. пер.
5
Крылатое выражение о принципах свободы слова, приписываемое Вольтеру. На самом деле принадлежит его биографу Эвелин Беатрис Холл (англ. Evelyn Beatrice Hall, псевдоним S. G. Tallentyre; 1868–1935). – Примеч. ред.
Я стал размышлять о ценностях, привитых мне с детства, и сравнивать их с теми, с которыми столкнулся за океаном. Поупражнявшись в сидении на стульях обеих культур сразу, что иногда граничило с раздвоением личности, я наконец нашел точку равновесия. Для этого мне потребовалось
Окончив колледж, я начал свою карьеру в одной крупной американской промышленной корпорации из списка Fortune 500 [6] , самой что ни на есть традиционной. Потом перешел в финансовый сектор и занимал разные должности в банковских структурах, сперва в Нью-Йорке, потом в Гонконге. На протяжении пятнадцати лет я много ездил по Азии, работая с самыми разными клиентами на Тайване, в Гонконге, Китае, Японии, Корее, Таиланде, Индонезии, Вьетнаме, Малайзии. Среди них были и частные, и государственные компании самых разных отраслей.
6
Список пятисот крупнейших компаний США, составляемый ежегодно журналом Fortune. – Примеч. ред.
Мне приходилось регулярно контактировать и с топ-менеджерами крупных азиатских корпораций, и с министерскими чиновниками, занимавшимися по долгу службы регулированием их деятельности. Я внимательно наблюдал за тем, как они строят стратегические планы, решают деловые проблемы и принимают решения. Лишь через некоторое время я осознал, что, хотя все эти компании физически находятся в разных странах Восточной и Юго-Восточной Азии, их высокопоставленные руководители имеют одну схожую черту: практически все они – духовные последователи Конфуция. Именно эта общая культурная платформа как раз и была гармоничным дополнением к их образованию и профессиональной подготовке западного образца в сфере делового управления, именно она позволяла им подходить к вопросам администрирования шире и многостороннее.
С китайской корпоративной культурой я тоже имел возможность познакомиться на собственном опыте, проработав какое-то время сначала в одной частной компании в Шэньчжэне, а затем в дочерней компании крупного китайского госпредприятия, зарегистрированной в Гонконге. Там же, в Азии, я стал свидетелем быстрого подъема национальных экономик из руин после финансового кризиса 1997–1998 годов. Китай превращался в страну с современной рыночной экономикой буквально на моих глазах. Он продвигался к ней стремительными короткими рывками – сами китайцы сказали бы об этом так: «Переходя через реку, нащупывай камни под ногами».
В Китае действуют по-простому: сохраняют то, что работает, отбрасывают то, что не работает, и попутно с этим импровизируют. В итоге страна успешно перенимает западную практику, сохраняя истинно китайский национальный дух.
Чувствуя себя одинаково комфортно в обеих культурных средах, я то и дело вынужден объяснять своим западным партнерам, что имеют в виду наши китайские клиенты. Аналогичным образом, китайские друзья и коллеги нередко просят меня разъяснить, как им понимать своих визави с Запада. Действительно, у обеих сторон имеется друг о друге немало ложных представлений. Это и навело меня на мысль написать книгу о межкультурных особенностях делового управления.
Речь в ней пойдет не о том, какая культура лучше, а о том, чему мы можем друг у друга научиться. Надеюсь, книга поможет всем нам дополнить всё то хорошее, что есть у нас, а также научит понимать и уважать различия между нами. Поскольку литературы о китайском стиле руководства и управления совсем немного, именно этому явлению я и уделил первоочередное внимание в моей книге. Часть этих идей в равной мере применима и к другим восточноазиатским культурам, в частности к корейской и японской, так как в прошлом обе они развивались под сильным китайским влиянием. Поэтому для простоты я буду называть общие для всех них характеристики и явления «восточноазиатскими» или просто «азиатскими».
Однако в китайскую культуру я делаю более глубокий экскурс по сравнению с большинством других популярных книг, посвященных вопросам бизнеса. По моему убеждению, нам, руководителям, крайне важно понимать культурный базис принятия решений, включая ответы на вопросы о том, как и почему китайцы делают выбор в пользу того или иного решения. Я даже взял на себя смелость перевести некоторые пассажи из древнекитайских источников на английский, «осовременив» их прочтение.
Следует отметить, что некоторые концепции традиционной китайской культуры, в частности «срединный путь» и «диалектика даосизма», присутствуют и в других культурах. Однако лишь в Китае эти традиции глубоко укоренены в повседневной жизни людей.