От 'воров в законе' до 'отморозков' - Россия уголовная

Дышев Сергей Михайлович

Из протоколов допросов.

Следователь:

– Опишите этих мальчиков.

Головкин:

– Худощавые, светлые волосы. Одиннадцати-двенадцати лет.

Следователь:

– А если бы они отказались поехать красть сигареты?

Головкин:

– То я ничего бы с ними не предпринимал.

Следователь:

– Что вы делали с ними в погребе?

Головкин:

– Я сказал им: "Вы Фишера слышали такого? Вот я это и есть!" Еще я им сказал, что они у меня одиннадцатые и сейчас буду их убивать - ив какой последовательности.

Следователь:

– Как они

отреагировали?

Головкин:

– Они стали просить пощады, говорить, что приведут, кого я захочу. Первого я повесил Сидякина, на лестнице. Веревка была такая, в оболочке. Потом Шарикова.

Следователь:

– Чем определялась последовательность?

Головкин:

– Ну Ефремов мне больше всех понравился. Дольше хотелось видеть его мучения...

Следователь:

– Потом?

Головкин:

– Потом снимал Сидякина. Шарикова повесил. А табуретку заставил выбить Ефремова.

Следователь:

– Зачем?

Головкин:

– Хотелось видеть унижение, подчинение моей воле. Я получал от этого моральное удовлетворение... Потом расчленил Шарикова на глазах Ефремова. Показывал ему внутренние органы.

Следователь:

– Как реагировал Ефремов?

Головкин:

– Спокойно, без истерики. Но сначала закрывал лицо.

Следователь:

– Потом?

Головкин:

– Ефремова за руки на крюк повесил.

Следователь:

– А "новшества" какие-то были?

Головкин:

– Слово у Ефремова на груди выжигал, нецензурное, из трех букв. Проволоку надевал и выжигал. Потом усовершенствовал систему, использовал кольца, чтобы подтягивать.

Следователь:

– Он кричал?

Головкин:

– Да. Но я тут же затыкал ему рукой. Потом повесил.

Следователь:

– Тоже расчленил?

Головкин:

– Нет.

Следователь:

– Почему?

Головкин:

– Ну, я как бы насытился...

Всю ночь с 15 на 16-е он насыщал свою чудовищную страсть. А родители мальчишек в эту же ночь не находили себе места. Они не хотели верить в самое плохое. Но реальность была неизмеримо ужасней.

Головкин отвез трупы в лес в районе платформы Часцовая. И, прежде чем зарыть, вновь глумился над телами мальчишек: членил, сдирал кожу, выкалывал глаза. Когда все закончилось, было уже 6 часов утра.

Он всегда оставлял себе на память мелкие вещички своих жертв: брелки, цветные стеклышки. У последних трех обнаружил 25 рублей, которые потратил на свои нужды. Снял цепочку с иконками овальной формы с Ефремова. Иконки тут же выбросил. Цепочку же носил, вплоть до задержания. Считал, что она будет оберегать его от неприятностей и бед. Он попытался избавиться от нее, выбросив в туалет Одинцовской милиции. Ее нашли и приобщили к делу, как одно из обличающих доказательств.

Автор этих строк побывал в Барвихе, на месте, где стоял гараж Головкина. Показали место двое местных мальчишек, с которыми познакомился на конезаводе. Они тоже знали "дядю Сережу", сказали, что он убил двух пацанов из их подъезда. Теперь на месте страшного гаража куча утрамбованного песка. На дереве - венок из живых цветов... Родители погибших детей снесли гараж с лица земли, закопали подвал, сожгли машину Головкина. Печально было сознавать, что все это происходило не в глухом лесу, не в пустыне, а в черте города, где с одной стороны в сотне метров находится отделение милиции, с другой тянется мощный забор президентской дачи. Маленькие мученики до последней минуты надеялись, что их спасут, что произойдет чудо... Но чуда не произошло...

В первые дни после ареста маньяк был сильно напуган. Но потом испуг сменился чувством облегчения. "Наконец-то все для меня закончилось и больше никогда не повторится". Отказался от свидания с матерью, так как чувствовал стыд перед ней.

Его сокамерник по шестому коридору смертников в Бутырке Борис Голубев, осужденный за два убийства, вспоминал, что Головкин спокойно перенес сообщение о том, что его ходатайство о помиловании отклонено Президентом: "Перед тем как его увезли - представляете - спокойно лег спать!"

ИНТЕРВЬЮ ПО ПОВОДУ

с Юрием Антоняном, профессором, доктором

юридических наук (ВНИИ МВД РФ)

– Юрий Миронович, известно, что Головкин достаточно спокойно отнесся к известию об исполнении смертного приговора. Выходит, смерть по каким-то глубинным причинам его психики и не пугала?

– Прежде всего надо сказать о том, что подобные типы имели психические травмы по поводу своих сексуальных неудач. А свою сексуальную жизнь они ставили всегда на первое место. И насилуя, они как бы уничтожают источник психотравм. В своем большинстве это некрофильные натуры, их влечет смерть. Но они не ощущают эту свою личностную тенденцию. Из всех ситуаций они видят выход только один - убийство другого человека. Кстати, из 107 приговоренных к смертной казни за убийство и изнасилование и помилованных - 26% не подали прошение о помиловании. Их помиловали, но инициатива прошения была за адвокатами, родственниками, общественными организациями. Они относятся к глобально-деструктивным личностям. Они убивали других и готовы, чтобы и их убили. Я думаю, такого рода действия носят символически суицидальный характер.

– То есть у них как бы стерта грань между жизнью и смертью? Известно ведь, что Головкин пытался покончить с собой, вскрывал вену, вымазался обильно кровью.

– Они стремятся к смерти, она влечет их так же, как нас, биофилов, жизнь во всем своем многообразии, красоте. А их влечет смерть. Поэтому они все ситуации разрешают с помощью смерти другого. И сами готовы умереть. Смерть для таких была чем-то родным и близким с первых дней существования. Когда Чикатило был ребенком, в его деревне был голод, ели людей, съели и его брата. То есть и для него это уже было чем-то привычным и близким. Когда его поймали, он вполне охотно об этом рассказывал...

Головкину, по его признаниям, больше всего доставляли удовольствие агония жертвы, подрагивание конечностей, остекленение глаз, непроизвольные дефекация, мочеиспускание, вывалившийся язык, застывшие черты лица. Маска смерти...

Как-то следователь поинтересовался: "А какие у тебя еще задумки были? Все ли реализовал?" "Были, - в своей монотонной манере ответил Головкин.
– Но они кричали бы сильно. Паяльной лампой жечь... Глаза бы выкалывал". "Зачем?" - спросил уже вконец опустошенный следователь. "Черт знает зачем!"