От войны до войны

Камша Вера Викторовна

Луиза торопливо натянула темно-синее платье и набросила плащ с капюшоном. Подвести брови? Нет, если ты не можешь стать хотя бы хорошенькой, оставайся такой, как ты есть. Всяко лучше, чем выглядеть размалеванной обезьяной.

– Мама, ты так быстро!

– Уже поздно, а герцог просил поторопиться. Ты действительно не знаешь, в чем дело?

– Нет. Я сидел в библиотеке, меня позвали к монсеньору, он дал мне письмо и послал за тобой. Карета внизу.

Карета! Герцог Алва прислал карету за Луизой Арамоной! Прямо сказка о беззубой белке, которой подарили мешок орехов.

4

Монсеньор

был весел, по крайней мере, он улыбался. Перед ней опять был другой человек – не тот, что сидел за их столом в ночь погрома, не тот, что приходил за Герардом, и уж тем более не тот, кого она встретила в молодости, встретила и не забывала всю жизнь. Герцог был роскошно одет, беспечен и галантен. Если бы Луиза не знала, что он скоро уходит на войну, то никогда бы не подумала. Впрочем, про Первого маршала говорили, что война для него то же, что для пьяницы – вино, а для юбочника – очередная красотка.

– Благодарю вас, что вы откликнулись на мою просьбу, – Рокэ Алва галантно поднес руку Луизы к губам, и у той потемнело в глазах.

– Я… Я счастлива быть полезной монсеньору.

– Заранее признателен, – Алва подвел гостью к креслу. – Вино? Ликеры?

– Вино. Если можно, красное.

И все-таки почему он взял Герарда и где Ричард Окделл?!

– У вас странный вкус для женщины, – в синих глазах мелькнуло что-то странное, – обычно дамы предпочитают сладкое.

Луиза могла бы рассказать, что с детства любила соленое и острое, за что ее частенько попрекали, а нянька и вовсе утверждала, что кривыми ногами дочь госпожи Кредон обязана ветчине и пикулям. Но зачем герцогу знать о ее детстве?

– Я не люблю сладкое. Монсеньор, вы написали, что у вас ко мне дело.

– Еще одна странность. Дама, которая упускает возможность рассказать о себе, – Рокэ налил в два бокала темно-красного вина. – Но дела и впрямь не ждут. Одна юная особа попала в затруднительное положение. О, не подумайте ничего дурного. Речь идет о сестре моего бывшего оруженосца. Ричард обещал ей вызов ко двору, но юной деве надоело ждать, и она отправилась в Олларию в сопровождении сержанта и двух десятков солдат, которым было велено забрать из Надора ее брата.

– Создатель, – выдохнула Луиза.

– Здесь уместны более крепкие высказывания, – герцог улыбнулся одними губами. – Как бы то ни было, сейчас Айрис Окделл в моем доме. Девица вряд ли осознает последствия своего поступка, особенно если учесть, что Ричарда здесь нет. Конечно, я могу ее отправить с тем же самым сержантом назад и умыть руки, но…

– Не делайте этого, монсеньор, – не выдержала Луиза, – я слышала об этой семье…

– Да, Окделлы и Карлионы славятся иссушающей добродетелью, а что может быть страшнее добродетели? Только чума, да и то не всегда. Госпожа Арамона, помнится, у вас есть дочь, причем очаровательная. Ей, вероятно, около семнадцати?

– Да, – растерянно подтвердила вдова капитана Арамоны, – она младше Герарда на год.

Селине – семнадцать, и родилась она в Олларии. Девочка была слабенькой, и врач считал, что переезды ей повредят. Они задержались в столице и в день

святого Фабиана супруга ментора Арамоны увидела порученца маршала фок Варзова. Она не знала, что перед ней – герцог, а он ей улыбнулся открыто и радостно, а может, и не ей. Молодые военные, вырываясь из Торки в столицу, всегда улыбаются.

– Не согласились бы вы взять на себя заботу еще об одном юном создании? Я завтра же добуду для девицы Айрис Окделл и, – герцог вопросительно поднял бровь, – напомните, как зовут вашу дочь?

– Селина.

– Для девицы Селины Арамоны и вдовы благородного капитана Арамоны приглашения ко двору Ее Величества. Будем считать, что юную Айрис из Надора до Олларии сопровождали именно вы.

Представить Селину ко двору? Да она о таком и мечтать не смела! За приглашение для дочери Луиза бы продала душу Леворукому, взгромоздилась на кладбищенскую лошадь и обрезала волосы, а тут… Всего-то и дел взять к себе сестру славного Ричарда. Только придворная жизнь требует денег, господин граф скуповат, а продавать ей больше нечего…

– Разумеется, пребывание при дворе потребует расходов, многократно превышающих ваш пенсион, – Рокэ Алва допил вино и вертел в руке пустой бокал, – но я компенсирую все затраты. Вы согласны?

– Я… Да, наверное, но…

– Фрейлины и придворные дамы Ее Величества не могут жить в мещанском доме, ходить пешком и носить дешевые платья, – не терпящим возражения тоном заметил маршал. – Окделлы разорены, вы небогаты, а деньги существуют для того, чтобы их тратить.

Я оставляю в ваше распоряжение мой особняк. Вернее, большую его часть. Свои комнаты я закрою, но они вам и не понадобятся. Согласитесь, это вполне естественно, ведь вы не только вдова уважаемого человека, пользующаяся безупречной репутацией, вы – мать моего порученца, а любой дом нуждается в женской руке. Скоро вернется мой домоправитель, я оставлю ему подробные указания на ваш счет.

– Это невозможно!

– Возможно, – герцог потянулся к кувшину. Он все-таки устал, но не показывает виду, – особенно с учетом того, что король и Первый маршал со времен Франциска опекают семьи погибших воинов.

Арнольд – погибший воин?! Это похоже на издевательство. Он никогда и никому не служил, кроме себя, хотя Циллу он любил. Если рассказать маршалу про выходцев, он решит, что Луиза Арамона сошла с ума, и все кончится очень плохо и для Селины, и для Герарда.

– Монсеньор, я очень признательна, но мы не можем обременять вас.

– Меня будут обременять урготы, фельпцы и, весьма вероятно, бордонский флот. Вам это не грозит. Да, сейчас вы еще в пути. Слуги подтвердят, что вы с вашей подопечной прибудете на следующий день после моего отъезда.

– Но, – выдавила из себя Луиза, – на нашей улице все знают, что я никуда не уезжала. И потом этот сержант, и родственники девушки…

– Неважно, – пожал плечами маршал, – без сплетен не обойтись в любом случае, но то, что шепчут в спину, можно не слушать. Я не думаю, что кто-то рискнет порочить Айрис Окделл открыто. Родственники не захотят трясти грязным бельем, а прочие воздержатся из чувства, гм, самосохранения…