От войны до войны
Шрифт:
– Зачем тогда говорить?
– Затем, что, когда придет время, если оно придет, ты…
Человек в черном резко замолчал, словно прислушиваясь, Матильда последовала его примеру. Было очень тихо и как-то тревожно. Ее спутник ускорил шаг, сорок лет назад Матильда угналась бы за ним шутя, но теперь она была слишком старой и толстой. Олларианец это понял и сбавил шаг, принцесса заметила, что он упорно держится между ней и правой стороной дорожки.
Красивое лицо чужака было настороженным. Чего он опасается? Очень хотелось спросить, но Матильда удержалась. Спросит потом, когда они выберутся. Впереди показалась освещенная луной
– Быстрее, – бросил спутник. Матильда кивнула и пошла быстрее, хотя сердце колотилось, как овечий хвост. Закатные твари, она пыхтит, как медведица! Надгробие Конрада – Единорог в окружении семи каменных свечей с бронзовым пламенем остался слева, до кладбищенских ворот отсюда всего ничего… В лицо дунул прохладный ветерок, очень легкий… Какой странный запах, кислый и сладковатый одновременно! Неприятный запах и незнакомый.
– Быстрее, – потребовал олларианец. Куда к закатным кошкам быстрее, она сейчас упадет и сдохнет! Какая маленькая церковь и какое большое кладбище! Такая короткая жизнь и столько смерти…
– Быстрее!
Матильда прибавила шагу, хотя сердце грохотало, как барабан на ярмарке, а по спине тек пот. Ветер усилился, странно, почему ветви не качаются и что это все-таки тут за вонь?
Да уж, простилась со старым другом… Бред какой-то или сон? Правильно люди не таскаются ночью по кладбищам, ничего там хорошего нет.
– Быстрее, фокэа, быстрее!
– Куда уж! – буркнула Матильда. Олларианец не ответил, только пошел еще ближе к кромке дорожки. Они свернули один раз, и другой, и третий. Кладбище, на котором находили последний приют магнусы и эсперадоры, было большим, чтобы не сказать огромным, хотя самих могил было не так уж и много. Еретик, похоже, чувствовал себя здесь как дома, но запыхавшейся принцессе было не до расспросов. Они бежали среди темных живых изгородей, старательно обходя залитые луной поляны с могилами посреди. Это было как в детстве, когда они с Альбертом и Розамундой играли в замковом лабиринте, пугая друг друга рассказами о выходцах и ведьмах… Новый поворот и новое надгробие. Лев со свечой! Покойный Эсперадор вышел из ордена Славы. Как и Адриан!
Олларианец пробормотал что-то совершенно непонятное. Голова кружилась то ли от бестолкового метания по ночному кладбищу, то ли от запаха. Какие-то цветы? Может быть, они открываются только к ночи?
– Вперед, – прикрикнул спутник, – к надгробию.
Женщина, ничего не понимая, послушалась. Семь бронзовых свечей в лунном свете отливали зеленью. Так же, как в храме в день избрания Юнния.
– Ближе!
Да кто он такой, этот аспид, что кричит на нее, как на служанку!
– Ближе и быстрее.
Вот и серая плита со львом посередине.
– Иди ко льву!
– Вы… вы сумасшедший!
– Ко льву! Скорее!
Сумасшедший он или нет, так просто он не отвяжется, и потом… Этот запах, этот ветер и тишина.
– Обними льва, фокэа.
Она послушно встала на надгробие. Странно, здесь было теплее. Каменный лев высоко вздымал свечу с бронзовым огоньком, в небе горела одинокая звезда. Куда делись остальные?
– Прижмись к нему спиной!
Матильда обошла каменную фигуру и пристроилась у живота мраморного зверя. Какой он горячий!
– Стой здесь и ничего не бойся. Слышишь! Стой и не двигайся!
– А… а вы…
Олларианец улыбнулся и что-то сказал. Она не услышала,
Свет могильных свечей мешался с лунным, заливая надгробие, но все, что было дальше, тонуло в темноте. Принцессе казалось, что между ней и всем миром встали стены, черные, как ряса олларианца. Женщина понемногу успокаивалась, сердце все еще учащенно билось, но дыхание наладилось.
Закатные твари, ну и ночка! Если ее увидят на могиле Эсперадора, она окажется в тюрьме за святотатство, и поди докажи, что сюда ее загнал сумасшедший еретик. Неужели могилы по ночам оживают и бронзовое пламя становится настоящим? Хотя какое оно к Леворукому пламя? Светится, как гнилушка в лесу, ни дыма тебе, ни жара! Зато камни горячие, словно в полдень на солнце. Матильда даже сквозь плотную материю ощущала тепло каменной фигуры, живое тепло!
Кто же все-таки сошел с ума, она или олларианец? А может, ей все снится? Как же звали этого Эсперадора?
– Руций… Руций из ордена Славы.
Кто заговорил с ней? Олларианец? Или никто, и она просто вспомнила. Руций жил давно, очень давно, в Талиге еще правили Раканы. Больше Матильда не знала о покойном ничего, история эсператизма ее никогда не прельщала. Видимо, зря. Адриан тоже был из ордена Славы, почему они, если на то пошло, не остались на его могиле? Почему ее притащили сюда и куда делся провожатый?! Надо посмотреть, может, он еще здесь.
Тяжелое объятие помешало вдовствующей принцессе осуществить ее намерение. Каменные лапы держали ласково, но твердо.
– На рассвете огонь погаснет, и ты уйдешь… Тебе ничего не грозит…
В этом она, как ни странно, не сомневалась. Рядом с каменным зверем было спокойно. Наверное, так бывает рядом с настоящими мужчинами, способными защитить свою женщину. Рядом с таким можно стать слабой, глупой и трусливой, Матильде такого счастья не досталось.
Вдовствующей принцессе захотелось увидеть морду обнимавшего ее зверя, она ухитрилась извернуться и столкнулась взглядом с высоким бледным рыцарем, отчаянно похожим на Иноходца Эпинэ, каким тот будет через двадцать лет. Если, конечно, доживет…
В черном мундире с белой оторочкой и с сине-черной перевязью порученца Рокэ Алвы Герард казался старше и выше. Новая одежда шла сыну необыкновенно, а его сияющие глаза вызывали у Луизы смесь умиления и страха. Луиза хорошо знала своего старшего – Герард долго переживал любую неудачу и больше всего боялся подвести других, и вот теперь он оказался при Первом маршале Талига!
55
Семерка мечей – младший аркан Таро. Символизирует надежду, доверие, попытку достичь чего-либо. Перевернутая карта указывает на осмотрительность, мудрый совет, хорошую рекомендацию.