От всего сердца
Шрифт:
По ночам Беркли слушала рассказы мужа о его юности в «Бью-Риваж», о том, как он узнал о своем происхождении.
Долгое время Грей не подозревал, что он чужой в поместье, хотя ему всегда было там неуютно. Порой его преследовало ощущение, что младший брат пользуется особым расположением родственников, но он относил это на счет своей ревности и пытался отделаться от этих мыслей. Гаррет получал больше, потому что требовал большего и в отличие от Грея никогда не задавался вопросом, есть ли у него на то право. Гаррет был ласковым, привязчивым ребенком, и все сошлись
О том, что между ним и Гарретом есть и иные различия, Грей узнал во время летних каникул, вернувшись в «Бью-Риваж» из Гарварда. Он не собирался подслушивать разговор родителей, но вдруг за дверью комнаты матери прозвучало его имя, и Грей словно прирос к полу, внезапно осознав, что и так уже услышал слишком много.
«У матери плохое настроение» — этими туманными словами называли в семье терзавшие Эвелин приступы черной меланхолии, когда она запиралась у себя в спальне. Грей провел дома уже три дня, но почти не виделся с матерью. Прихватив книгу и кружку чаю, он отправился к ней в комнату, желая нарушить ее добровольное заточение.
Стоя в коридоре у двери и прислушиваясь к голосам родителей, становившимся все громче. Грей вдруг вспомнил, что еще в детстве впервые понял, как отец любит мать. Это ощущение давно исчезло. Отец лишь терпел причуды жены, которым когда-то потворствовал.
Ссоры вспыхивали по любому поводу, и поскольку мать и отец не стеснялись друг друга, очень скоро речь зашла о старых ошибках и обидах, копившихся долгие годы. Отец утверждал, что всеми силами старался вернуть ей душевный покой. Говорил, что бесплодие удручало и унижало мать, поэтому он отправился с ней в Лондон, надеясь найти там мальчика и выдать его за своего ребенка?
Родители еще долго ссорились, но Грей, застывший у двери, улавливал лишь отдельные слова. В течение лета он восстановил по крупицам истинное положение дел. Выяснилось, что только Грей и оставался в неведении.
Эвелин, вопреки своим ожиданиям, после поездки в Англию все-таки зачала и решила признаться в обмане свекрам. Джеймсу пришлось рассказать родителям о том, что ребенок, которого они назвали своим, на самом деле был взят из лондонского работного дома. Даже Гаррета несколько лет назад посвятили в эту тайну.
Итак, Грей выяснил, что уДенисонов есть семейная тайна. От него скрывали ее, и это доказывало, что он чужой в этой семье. Столь же болезненным оказалось для Грея то, что приемные родители хранят эту тайну не из опасения задеть его чувства, а оберегая самих себя. Он видел, что все Денисоны, кроме бабушки, тяготятся им. Дед отказывался примириться с мыслью о том, что «Бью-Риваж» достанется человеку, не связанному с семьей кровными узами. Для матери Грей был живым напоминанием о тех страхах и унижении, которые она испытала, пока не могла забеременеть. Отец больше не желал терпеть измены Эвелин, но, стоило ей взяться за ум, сам пустился во все тяжкие. Меняя любовниц как перчатки — среди них оказалась и мать Беркли, — он совсем забросил семью. Но ответственность за его
Гаррет разделял общее мнение. Он видел в Грее не брата, а помеху в жизни.
Лишив Грея права наследования, Денисоны вряд ли сохранили бы от общества тайну его происхождения. Чтобы отнять у Грея «Бью-Риваж», была нужна веская причина.
Грей решил дать им повод. Воплощение его замысла было лишь вопросом времени.
Прежде он не слишком задумывался о судьбе невольников, которыми владела семья. Они все время были рядом — трудились в поле, хлопотали по дому, а сами обитали в хижинах, хорошо видных из окон спальни Грея. Но их жизнь почти не занимала его. Он вырос среди чернокожих ребятишек, играл, а потом работал вместе с ними, однако никогда не задавался вопросом, по какому праву один человек владеет другими.
Учеба на Севере открыла ему глаза на то, что жизнь может быть устроена совсем иначе. Представления о том, как это осуществить, казались весьма революционными. На первом курсе Гарварда Грей не разделял идей аболиционистов, но летом, оказавшись вдали от Фанаил-Холла и его фанатичных приверженцев, все чаще думал об этом. Осенью Грей вернулся к занятиям, так и не составив собственного мнения о рабстве, зато, прекрасно зная, каких убеждений придерживается в этом вопросе его семья.
Принять участие в деятельности «Подземной железной дороги» значило очернить себя в глазах Денисонов.
Первым делом Грей превратился в праздного гуляку. Начал он с мелочей — высказывал за обеденным столом мысли, далекие от общепринятых, пил больше, чем следовало, пропадал в чарлстонских публичных домах, сорил деньгами за карточными столиками. Три года назад он был помолвлен с Элис, но их отношения внезапно прекратились, и Грей взял на себя ответственность за разрыв. Он никому не сказал об этом, но Элис ушла потому, что Грей объяснил ей причину перемен в своем поведении. Он потерял любимую женщину, доверившись ей.
Элис Франклин дала ясно понять, что согласна мириться с пьянством, изменами и страстью к азартным играм. Как и многих ее подруг, девушку с детства приучали считать неизбежным злом невоздержанность мужчин. Но она была готова принести такую жертву только Денисону.
Боль утраты ошеломила Грея. Утешало его лишь то, что он посвятил Элис не во все свои замыслы. Грей желал отомстить ей так же, как и своей семье. Первой освобожденной им рабыней стала негритянка с плантации в Уэстерли, камеристка Элис — Кристобель.
Внезапно Грей заметил, что Беркли наблюдает за ним. В лунном свете глаза ее казались почти черными и смотрели пристально, изучающе. Грей чуть смущенно улыбнулся.
— Расскажи, о чем ты сейчас думаешь, — попросила Беркли.
Грей покачал головой:
— Уже рассказывал.
— Ну и что? Мне приятно слышать твой голое. Расскажи, что ты делал потом, о чем думал.
Грей вздохнул. Он не мог отказать Беркли, и это принесло ему облегчение. У него была потребность выговориться.
— Наверное, ты была разочарована, узнав, что я не Сокольничий.