От заката до рассвета. Рассказы и повести

Только что закончилось совещание в форте № 1 крепости Осовец, проводимое возглавляющим её оборону генерал-майором Бржозовским. Задачи по повышению бдительности командирам всех подразделений были поставлены, но при этом вопросов оставалось больше, чем ответов. Поэтому офицеры, расположившиеся в комнате отдыха перед отбытием в свои части, были не веселы. Когда немцы, не скупясь на снаряды, «утюжили» их позиции так, что, казалось, никто в живых остаться не может, было тяжело и страшно. Но всё было понятно. А сейчас? Уже дней восемь

было полное затишье. Немцы явно к чему-то готовились, а командир разведки полка ничего прояснить на совещании так и не смог.

Тишину в комнате отдыха нарушил капитан, одной рукой державший бокал с вином, а другой – гитару, лежавшую у него на коленях:

– Ну что-с, господа? Похоже, «кайзеровцы» готовят нам сюрприз, и притом неприятный-с?

– Пускай готовят, – отозвался пожилой тучный подполковник Свечников, расположившийся за одним из столов, – хуже, чем было, уже быть не может.

– Как сказать? Как сказать? – проговорил «щеголеватый» штабс-капитан, вогнавший хлёстким щелчком кия очередной биллиардный шар в дальнюю лузу. – А вдруг может, господин полковник? Зачем дожидаться? После первого штурма приказ из ставки какой был? Хотя бы сорок восемь часов продержаться, а мы уже полгода в этой мясорубке вертимся.

– Вас что, домой в имение потянуло, граф? К маменьке? – усмехнулся капитан. – Вы здесь меньше месяца находитесь и отношение к «мясорубке», как вы выразились, имеете такое же, как я к «вязанию крючком».

Штабс-капитан резко обернулся к нему, но ничего не ответил. По встретившимся взглядам было видно, какую глубокую неприязнь они испытывают друг к другу.

– Не надо ссориться, господа, – примирительно проговорил стоявший поодаль подпоручик Котлинский, пытаясь предотвратить назревающий скандал.

– А вам, подпоручик, слова вроде как не давали? – перебросив весь гнев на него, проговорил штабс-капитан и язвительно продолжил: – кстати, я слышал: у вас в роте гадёныш завёлся один – «революционэр». Солдат баламутит. Про Императора нашего, царя-батюшку, разные непристойности говорит. Не слыхали?

– Не слышал, господин поручик. У нас в роте всё спокойно.

– Ой ли? Ефрейтор Скорняков не в вашем взводе служит?

– У меня. Хороший солдат. Отличный пулемётчик. Георгием, между прочим, за прошлые заслуги награждён.

– Симпатизируете ему? Ну-ну! Вы же вроде как из крестьянской семьи, не так ли? А так как отбросы эти, «революционэры», за рабочих и крестьян горой стоят, может, вы заодно с ними, господин Котлинский?

– Нет-с, господин штабс-капитан, – покраснев от злости, передразнил его подпоручик и, еле сдерживая себя, сквозь зубы процедил: – а жаль, очень жаль!

– Чего жаль, Котлинский? Что не с ними?

– Нет, штабс-капитан. Жаль, что по законам военного времени не могу вас на дуэль вызвать. Я с превеликим удовольствием прострелил бы вашу благородную головушку, граф. Точнёхонько между глаз.

Штабс-капитан, бросив кий на бильярдный стол, протянул руку к кобуре.

– Да я вас…

– Отставить, граф! – грозно приказал подполковник Свечников. – Прекратить! Ваши жизни принадлежат сейчас России и Императору!

Штабс-капитан застегнул кобуру и вновь взял в руки кий. Веко его тряслось, а глаза были наполнены ненавистью и злостью. Не в силах сдержаться, он, нервно протирая мелком кончик кия, продолжил:

– Дождётесь, господа! Довозюкаетесь с этим быдлом! А они вас потом не пожалеют – кого сразу в расход, а кого и на виселицу, чтоб помучился! – И, повернувшись к подпоручику, зло продолжил: – А я этого дождаться не хочу! Я одного такого отловил да за ноги к двум лошадям привязал – и хлыстом… По-честному, замечу, получилось: одна половинка рабочим, а вторая – крестьянам! Это чтоб другим смутьянам неповадно было. Славненько?

– Как вы можете так, господин Воронцов? Вы же дворянин, офицер! – выпалила дама в одеянии сестры милосердия, единственная из представительниц слабого пола, находившаяся в помещении. – Вы же… Вы… – не находя подходящего слова, она запнулась, но затем резко выпалила: – Вы хуже животного! – и, тут же смутившись от своих слов, выскочила из комнаты.

Котлинский хотел было что-то сказать штабс-капитану, но, встретившись взглядом с подполковником, лишь вымолвил:

– Вы… – и, безнадёжно махнув рукой, последовал вслед за девушкой на улицу.

– Слюнтяйство, – продолжил граф, – в дворянское благородство играет! Одной надо было бы дома сидеть да платья с панталонами примерять, а второму… – он задумался, пытаясь найти подходящие слова, и, почти сорвавшись на крик, выпалил: – Мальчишка, щенок! Всего-то топограф, сын крестьянский, а возомнил себя «белой костью»!

Разряжая обстановку, сидевший с гитарой капитан провёл по струнам и пропел:

– Там где крепость Осовец,

Немчуре придёт конец.

Среди топи и болот

Её сам чёрт не обойдёт.

Допев куплет, он отложил в сторону гитару и направился к выходу. Не дойдя до двери пару метров, капитан остановился. Обернувшись, он бросил неприязненный взгляд в сторону штабс-капитана и промолвил с сарказмом:

– Милый граф, а может, в вашей неприязни к подпоручику Котлинскому всё намного прозаичней, нежели его происхождение? Может, дело в том, что он в свой двадцать один год уже имеет орден Святого Станислава с мечом и бантом второй и третьей степени? А ещё орденом Святой Анны, опять-таки, двух степеней награждён? А у некоторых на глади мундира ни одной дырочки под награды не наблюдается, несмотря на благородное происхождение?

С нескольких сторон раздались ехидные смешки. Видимо, штабс-капитана здесь многие недолюбливали. На пунцовом от злости лице графа отразилась гримаса ненависти.

– Я бы попросил… – вспылил штабс-капитан, вскакивая со стула.

– Да бросьте вы, граф! – отмахнулся капитан и вышел на улицу.

– Довольно, господа, – примирительно, но строго произнёс подполковник. – Капитан, похоже, выпил лишнего. Не обижайтесь на него, граф, – продолжил он, – пора расходиться по позициям. Завтра может быть очень тяжёлый день. Немцы какую-то пакость для нас заготовили. Печёнкой чувствую: будут в ближайшем будущем неприятные сюрпризы. Честь имею, господа, – закончил подполковник и поднялся со стула, показывая всем своим видом, что вечер окончен.