От заката до рассвета
Шрифт:
— Про лошадей. А ты думал?
Каурай откинулся в седле и от души рассмеялся словам свирепого молодого казака, который важно тараторил, рассевшись в седле, и знай подстегивал свою лошаденку на каждое острое словцо.
— Так мы ее до старости искать будем, милый Ранко, — вытер слезы одноглазый. — А так, глядишь, и махнем рукой и поедем искать себе новых лошадей.
— А эти чем тебя не устраивают? Я-то свою кобылку тоже потерял, вот и не знаю даже, в пожаре та погибла или сбежала куда, иль может ее увели у меня, пока мы там в дыму ползали, усы кусая да локти. Я еще пытался
— Нет, видел я ее, когда лошади из конюшни выбегали, но в суматохе поймать не смог. Здесь она где-то бегает, стерва. И Гриш…
— Не найти нам, ни кобылы твоей, ни пацаненка твоего, — вздохнул Ранко. — Хотя постой… Знаю я одно местечко, где верно можно отыскать твою лошадь да и мальчонку заодно! Или, по крайней мере, точно удостовериться, что их там точно нету.
— Что за местечко? Выкладывай.
— Всему свое время, — загадочно скосил глаза молодой казак. — Сначала мы с тобой, одноглазый, уладим одно дельце.
— Дельце? Я заинтригован, Ранко. Какие у нас меж тобою могут быть дела?
— А так… Не догадываешься?
— Нет, ни одной догадки.
— Что ж, тогда не отставай!
И с этими словами Ранко хлестнул лошадь нагайкой и отправил в галоп. Каурай выругался, но тоже подстегнул свою кобылу. И чего вдруг взбрело в голову этому неугомонному юноше?
Они проехали по дороге еще немного, пока Ранко не повернул коня в густой лес и не утонул в нем с головой. Каурай юркнул следом, страстно возжелав схватить спутника за шкирку и вправить тому мозги. Молодой казак словно с цепи сорвался.
Но не успел он додумать эту мысль, как услыхал шум воды, и перед ним открылась укромная полянка, окруженная со всех сторон густой растительностью. Ранко стоял на своих двоих и привязывал лошадь к дереву.
С подозрением оглядываясь по сторонам, Каурай натянул поводья:
— Что ты задумал?
— Ничего особенного, — пожал плечами Ранко, хитро сощурив на него правый глаз. — Просто искал хорошее местечко, где нам никто не помешает. Это подойдет. Эх, сколько я сюда девок переводил…
— Сомневаюсь, что я тебе понравлюсь… — покачал головой одноглазый.
— Ничего мы найдем, чем заняться. Спешивайся, пан Каурай! Лошадь тебе не нужна.
Каурай поднял бровь и тут же понимающе ухмыльнулся. Ранко заулыбался ему в ответ, радуясь, что тот все понял без слов. Да, у них было одно дельце.
Одноглазый привязал лошадь рядом со скакуном Ранко, спустил ножны и прислонил Куроук к дереву.
— Э, нет, пан одноглазый! — возразил Ранко, когда Каурай обнажил саблю. — Ты эту игрушку оставь. Вон тот монстр тогда был в твоей руке. Обнажи его, мил будь, и потанцуем.
— Шансы должны быть равны, юный Ранко, — покачал головой Каурай и показательно рассек взвизгнувший воздух клинком. — Сабля против сабли.
— Что думаешь, я не сдюжу против эдакой оглобли? — обиделся молодой казак. — Я тебе не фехтовальщик какой-нибудь, который только шпагой махать и научен. Я казак, одноглазый, а казаку по службе своей положено и против сабли,
— Это Куроук, — кивнул Каурай в сторону своего огромного меча. — И он нас не уравняет.
— Ха, так ты своей оглобле и имя дал, не постеснялся? — ухмыльнулся Ранко. — Ну, а моя сабелька из простых, безымянная, но будь уверен — орудую я ей не хуже.
— Нет, ты не понял, — покачал головой одноглазый. — Ты же хочешь честного поединка? Хочешь проверить, кто из нас наиболее искусен? Вот. Значит, будем сражаться на саблях. Обнажать Куроук, чтобы просто надрать тебе задницу, это как говорит твой дядька Кречет, — не можно. Нелегкое это дело, опасное орудовать им. Да и не требует он ни доли фехтовального умения.
— А что же требуется, чтобы владеть им?
— Воля. И чистый разум.
— Загадочные слова говоришь, одноглазый.
— Вот и не напрягай голову, и не мели языком, а лучше поскорей обнажай саблю. Я уже устал ждать.
Ранко с удовольствием выхватил клинок и взмахнул им перед собой. Воздух задрожал от напряжения, когда оба воителя застыли, подняв сабли — один против другого.
— Спасибо, что не предложил нам драться на палках, — проговорил Ранко, облизнув губы.
— Нет, такого счастья я тебе не доставлю, паршивец, — ухмыльнулся Каурай и замахнулся саблей.
Ранко этого и ждал — с радостным свистом его сталь столкнулась со сталью одноглазого, заливисто прозвенев на весь лес. Ранко сразу перехватил инициативу и пошел рубить наотмашь, одаривая противника хлесткими ударами сверху и снизу, колол и охотился на рукой одноглазого, а когда сабля неизбежно натыкалась на вражеский клинок и встречала ответную бурю, сжимал зубы, уходил в глухую оборону. Сабли звенели и выли, рассекая прохладный воздух, сталкивались, высекая искры, и вращались, как крылья мельницы, каждый шаг подстерегая противников. Каурай поначалу не стремился наступать, а лишь пробовал молодого казака на зуб, позволяя ему порезвиться и показать на что способна его необузданная лихость. С недосыпу его пошатывало, так что скакать аки молодой козел у него не выходило, и он просто отбивал каждую попытку пробить его оборону, а следом колол и рубил в ответ, желая заставить норовистого козленка немного попотеть.
Но скоро пришлось вспотеть и самому Каураю.
Когда Ранко осознал, что сломать врага с наскока не выйдет, он принялся кружить вокруг одноглазого и делать обманные выпады, рычать и всячески стараться вынудить его ошибиться, чтобы закончить бой одним ударом. Дрался всерьез, сабля в его руке не обещала никаких компромиссов. Противники все упорнее теснили друг друга. Вскоре Каураю пришлось медленно отходить, шаг за шагом, парируя и отводя от себя клинок молодого казака. Сзади свою пасть раскрыл крутой обрыв, оканчивающийся небольшим бережком, где кипела водица небольшой речки. Ранко сверкнул на нее глазами и завертелся волчком, вкладывая в каждый выпад всю свою резвость и упорство. Однако на стороне Каурая был опыт. Нарочно открывшись, он поймал саблю Ранко эфесом, резко повернул рукоять, извернулся и резким ударом ноги отправил молодого казачка катиться с обрыва.