От животного – к Человеку. Ведение в эволюционную этику
Шрифт:
Р. Оуэн на своей шкуре испытал, что значит быть изгоем среди предпринимателей. Он писал о них: «Эти дети торговли смолоду привыкли изощрять свои способности на то, как бы купить подешевле, а продать подороже. Поэтому люди, более успевающие в этом замысловатом и благородном искусстве, признаются в коммерческом мире умами предусмотрительными, одарёнными высшими способностями; напротив, людей, которые стараются о материальном и нравственном преуспеянии рабочих, называют сумасбродными фантазёроми» (там же. С. 152).
В представлении «Книги нового нравственного мира» (1836), адресованном королеве Виктории, Р. Оуэн охарактеризовал себя вовсе
А. В. Каменский так закончил своё повествование о жизни Р. Оуэна: «Многие считают Роберта Оуэна утопистом, растратившим своё состояние в безумных филантропических предприятиях. Между тем мы видим теперь, что большая часть его жизни прошла в борьбе с тем ближайшим злом и в изыскании практических средств помощи окружающим в тех бедствиях, которые происходили у него на глазах… Но как ни велики перед людьми заслуги Роберта Оуэна с этой стороны, личность его прежде всего поражает гармоническим сочетанием в ней самой высокой любви к людям, правде и безграничной вере в человека с непрестанным самоотверженным трудом для достижения всеобщего человеческого счастья. Это была в полном смысле слова прекрасная, цельная человеческая жизнь. Говоря словами его английского биографа, “всю свою жизнь он работал для народа, умер за этой работой, и последняя его мысль была – о счастье народном”» (там же. С. 212–213).
Лучше всех о Р. Оуэне написал Александр Иванович Герцен (1812–1870) в девятой главе шестой части «Былого и дум». Его первая встреча с Р. Оуном произошла в 1852 г. на 82-ом году его жизни.
А. И. Герцен так описал своё первое впечатление о Р. Оуэне: «В гостиной был маленький, тщедушный старичок, седой как лунь, с необычайно добродушным лицом, с чистым, светлым, кротким взглядом, – с тем голубым детским взглядом, который остаётся у людей до глубокой старости, как отсвет великой доброты…
– Robert Owen, – сказал, добродушно улыбаясь, старик, – очень, очень рад.
Я сжал его руку с чувством сыновнего уважения; если б я был моложе, я бы стал, может, на колени и просил бы старика возложить на меня руки… Обращение Оуэна было очень просто; но и в нём, как в Гарибальди, середь добродушия просвечивала сила и сознание, что он – власть имущий. В его снисходительности было чувство собственного превосходства; оно, может, было следствием постоянных сношений с жалкой средой» (Герцен А. И. Сочинения в 4 т. Т. 3. М.: Правда, 1988. 188–189).
В этой среде всё дело. Эта среда и отвергла Р. Оуэна. Почему? Уровень «очеловлённости» не тот. «Очеловлённая часть общества, – пишет А. И. Герцен, – была бы за него» (там же. С. 196). А где её взять?
«Развитие мозга, – пишет в связи с этим А. И. Герцен, – требует своего времени. В природе нет торопливости; она могла тысячи и тысячи лет лежать в каменном обмороке и другие тысячи чирикать птицами, рыскать зверями по лесу или плавать рыбой по морю» (там же. С. 211).
Так что нам, людям, очень повезло, что природа оказалась по отношению к нам милостливее, чем к птицам и рыбам. Благодаря проснувшемуся уму, мы вступили на путь «очелов-ления». Но ум, как говорил А. И. Герцен, «медленно мужает» (там же. С. 198).
Во вполне эволюционном духе великий мыслитель писал: «В дочеловеческой, в околочеловеческой природе нет ни ума, ни глупости, а необходимость условий, отношений и последствий. Ум мутно глядит в первый раз молочным взглядом животного, он медленно мужает, вырастает из своего ребячества, проходя стадной и семейной жизнию рода человеческого. Стремление пробиться к уму из инстинкта – постоянно является вслед за сытостью и безопасностью; так что в какую бы минуту мы ни остановили людское сожитие, мы поймаем его на этих усилиях достигнуть ума – из-под власти безумия. Пути вперёд не назначено, его надобно прокладывать; история, как поэма Ариоста, несётся зря, двадцатью эпизодами; бросаясь туда, сюда, с тем тревожным беспокойством, которое уже бесцельно волнует обезьяну и которого почти совсем нет у низших зверей, этих довольных животного царства» (там же. С. 198).
Выходит, современное человечество находится на низком уровне своего «очеловления» потому, что оно ещё не насытилось и не чувствует себя в безопасности. Как точно подмечено! Вот с таким человечеством и приходится жить по преимуществу.
Р. Оуэн, добрейшей души человек, писал о типичном человеке своего времени: «Нелепости изуверства сделали из человека слабого, одурелого зверя, безумного фанатика, ханжу и лицемера. С существующими религиозными понятиями не только не устроишь предполагаемых им общинных деревень, но с ними и рай не долго устоял бы раем» (там же. С. 194).
Вот и наш народ легко упустил птицу своего счастья в 90-е годы ушедшего века по собственной одурелости. Чтобы поймать её снова, понадобиться ещё много оуэнов. Но наши потомки её поймают наверняка. Какие в этом могут быть сомнения?
Всякий эволюционист понимает, что любой общественный строй есть не что иное, как одно из звеньев политической эволюции. Не признавать это – вслед за Ф. Фукуямой – может лишь тот, кто хорошо устроился в этом мире. Как бы ни тщились Карл Поппер доказать отсутствие законов общественного развития, а Фрэнсис Фукуяма провозглашать глобализационный капитализм верхом общественного совершенства, крот истории роет. Придёт время, когда в яму, которую он выроет, попадут и все те теории, которые не способны постичь эволюционизм. Принимать мир, в котором одни с жиру бесятся, а другие не могут свести концы с концами, может только безнравственный человек.
4. 6. От разобщения – к единению
Блаженство рода человеческого коль много от слова зависит, всяк довольно усмотреть может. Собраться рассеянным народам в общежития, созидать грады, строить храмы и корабли, ополчаться против неприятеля и другие нужные, союзных сил требующие дела производить как бы возможно было, если бы они способа не имели сообщать свои мысли друг другу?
Как мы можем определить язык? Язык – это особый – биофизический и психический – продукт культуры, представляющий собою наиважнейшую систему знаков, которая выполняет три основных функции – коммуникативную (общения), когнитивную (познания) и прагматическую (практического воздействия на мир).
В реальной речевой практике мы сплошь и рядом видим между людьми или недопонимание, или полное непонимание. Вот какие объяснения на этот счёт можно найти в русских пословицах:
1) многословие: Много наговорено, да мало переварено; Недолгая речь хороша, а долгая – поволока; Наговорил с три короба; Умному – немного слов; На его спросы ответов не напасёшься; Язык без костей – мелет; Язык без костей – намелет на семь волостей; Бабий язык – чёртово помело; Язык ворочается – говорить хочется.