Отблеск безумной звезды
Шрифт:
— Он ничего не требует, но… — Оля взяла подругу за руку и пристально посмотрела ей в глаза. — Дай мне слово, Римка, что будешь молчать как рыба.
— Даю… — выдохнула та.
— Я бы ни за что не призналась, но ты сама начала… В общем, это будет моим подарком Кеше. На день рождения. Я ему скажу…
— Нет! — ахнула Римма и схватилась за голову.
— Да.
— Сколько?
— Уже три месяца, — с гордостью произнесла Оля.
— Три месяца… — застонала Римма. Потом нагнулась и заглянула под стол. Пристально изучила Олин живот. — Ты уверена?
— Абсолютно.
— А как будто незаметно… — с сомнением пробормотала Римма. — Ну все, теперь мать меня убьет.
Оля не всегда понимала логику своей подруги.
— За что?
— Как же, ты была последней из моих подруг, кто еще без потомства. Да еще не замужем… А теперь ты и замужем будешь, и с ребенком… Я останусь совсем одна!
— Ну и что?
— Как что? Мать скажет, что я белая ворона, старая дева и все такое…
— Римка, теперь другое время, — попыталась успокоить ее Оля. — Совершенно другие настроения в обществе…
— А моей матери наплевать на все эти настроения! — закричала Римма. — Ты не представляешь, Журавлева, как ты меня подвела!
— Римма, умоляю, это сюрприз… Кеша не должен узнать раньше следующей субботы!
— Да не узнает он! — огрызнулась Римма. — Ты свинья, Журавлева. Тихой сапой, понимаешь…
Оля смотрела на свою лучшую подругу и не знала, плакать ей или смеяться. Римма с гневным видом снова набросилась на булочки и, угрожающе хлюпая, стала запивать их кофе.
— Я надеялась, что ты меня поздравишь… — печально вздохнула Оля.
— Поздравляю, — буркнула Римма.
— Почему ты злишься?
— Потому что ты теперь меня бросишь. У тебя будет муж, семья… А я кто? Да что за день сегодня такой ужасный… — Римма за спиной поймала край оконной занавески и промокнула им глаза.
— Какая ты глупая.
— Сама ты глупая. Ладно, я тебя поздравляю, — хмуро буркнула Римма и пухлой рукой потрепала Олю по плечу. — А что, Локотков твой правда до сих пор еще ничего не знает? Неужели даже не догадывается?..
— Нет.
— А токсикоз? Тебя не тошнит? — с интересом спросила Римма, постепенно успокаиваясь.
— Нет. И вообще я прекрасно себя чувствую…
— Как назовете?
— Ребенка? Если будет мальчик, то я пока не знаю, — честно призналась Оля. — А если девочка, то я бы очень хотела назвать ее Дуней.
— Как? — вытаращила Римма блестящие карие глаза — они, и без того выпуклые, стали неестественно круглыми. — Дуня? Это что ж за имя такое?
— Авдотья. Дуня, Дунечка…
— Какой кошмар… — заявила Римма. — Впрочем, это сейчас модно. Сейчас полно всяких старинных имен — Фекла, Марфа, Пелагея… Если ты не возьмешь меня в крестные матери, я на тебя по гроб жизни обижусь.
— Я как раз думала именно о тебе, — дипломатично заявила Оля.
У Риммы окончательно улучшилось настроение.
— Договорились!
Оля подлила ей еще кофе.
— Боюсь я за тебя, — вдруг призналась Римма. — Она ж тебя сожрет.
— Кто? — засмеялась Оля.
— Да эта Эмма Петровна. Змеюка она самая настоящая!
— Перестань… — с досадой отмахнулась Оля.
— Я, между прочим, прошлой осенью слышала, как она меня коровой назвала, — сердито произнесла Римма.
— Римма…
— Да что ты все меня одергиваешь! А со Степаном Андреевичем они тебя будут знакомить? — тут же с любопытством спросила подруга.
— Не знаю. Может быть. Вот кого я действительно боюсь… — шепотом призналась Оля.
— Брось! Он же совсем старик! Руина… Сколько ему?
— Восемьдесят два года.
— Наверняка он давно в маразме!
— Нет, мне Кеша о нем много рассказывал — старик еще ого-го! До сих пор пишет книги, делами всякими занимается…
— Он богат? — шепотом спросила Римма.
— Очень. Когда Союз писателей развалился (а он там был кем-то одним из главных), то многое к своим рукам прибрал — ну, то, что раньше принадлежало его ведомству. Ресторан, особняк какой-то старинный, еще что-то… Теперь все сдает в аренду. Потом, у него есть собственные виноградники в Алазанской долине — кстати, очень выгодное вложение капиталов.
— Виноградники? — с сомнением переспросила Римма.
— Ну да! Настоящее вино — оно же на вес золота.
— М-да…
— Еще у него акции, ценные бумаги. Дом еще, то есть вилла, где-то на Лазурном берегу. Счет в каком-то известном швейцарском банке. Мне Викентий про это рассказывал. Да, чуть не забыла! — спохватилась Оля. — Ему же до сих пор огромные гонорары платят и у нас, и на Западе.
— Сумел перестроиться старик, — кивнула Римма. — Раньше советский строй восхвалял, теперь всякие политические разоблачения делает…
— Кажется, он до сих пор машину сам водит, — добавила Оля. — У него джип.
— Нехило… — завороженно протянула Римма. — Если он помрет, то все это достанется тебе?
— Да почему же мне? — засмеялась Оля.
— Ну как же, ты будешь женой Викентия, а Викентий — его единственный внук! Сын-то помер…
— У Степана Андреевича есть еще один сын. Правда, они разругались лет двадцать назад в пух и прах!
— Если разругались, то он ему ничего не оставит! Я же говорю, ты будешь настоящей новой русской! — с энтузиазмом воскликнула Римма. — Старик наверняка отписал все наследство внуку.
— Он не родной внук.
— Да-а? — разочарованно протянула Римма.
— Старший сын Степана Андреевича, Георгий Степанович, женился на Эмме Петровне, а у Эммы Петровны уже был Викентий — от первого брака. Георгий Степанович его усыновил, дал свою фамилию.
— Усыновил? Официально? — Римма наморщила лоб. — Усыновленные дети, между прочим, приравниваются к родным. У них те же самые права, насколько я помню Гражданский кодекс… Все равно твоему Кеше все достанется! — Римма счастливо засмеялась.