Отблеск безумной звезды
Шрифт:
Та Фаня, которую знала Оля, действительно не могла всерьез пойти на самоубийство. Скорее всего и тогда, двадцать лет назад, она просто шантажировала всех — и Павла, и своего отца. А когда у нее ничего не вышло, то она страшно разозлилась и придумала эту историю, что Павел любил ее и бросил, так и не сдержав своих обещаний…
«Ну вот, я снова пытаюсь оправдать его! — подумала Оля. — Я уже верю только ему…»
— А Лера? — неожиданно спросила она.
— Что Лера? — поморщился Павел.
— Говорят, что ты избил ее и выгнал на улицу…
— Конечно, я ее выгнал… — прорычал Павел. — Все-то тебе надо знать! Да, я ее выгнал из квартиры — в одной рубашке, вместе с ее любовником. Бить не бил, она сама там где-то на лестнице поскользнулась…
— Ты застал ее с Кириллом? — ахнула Оля.
— Нет, с другим… При чем тут Кирилл? — недовольно буркнул он. — А ко мне как раз Иван в тот вечер приехал, они у подъезда столкнулись. Как ты думаешь, что она ему могла сказать в оправдание? Конечно, это злой муж издевается над ней… Наш Ваня добренький, он ее пожалел!
— Я ее не бил, она сама упала… — пробормотала Оля. — Слушай, а у тебя там крылышки за спиной не растут?
— Что, думаешь, я вру? — усмехнулся Павел. — А зачем? Какой смысл мне себя перед тобой выгораживать?
— Затем, что я тебе нравлюсь, — твердо произнесла Оля. — И напоминаю тебе твою давнюю любовь, эту, как ее там… Дезире.
Ничего не говоря, Павел развернул лодку, и они поплыли обратно.
Всю оставшуюся дорогу они молчали, и лишь однажды, перед старым мостом, он проронил:
— Голову пригни…
На следующий день он уехал.
А вечером Степан Андреевич собрал своих домочадцев и за торжественным ужином сообщил, что окончательное примирение с сыном состоялось и теперь он с чистой совестью может умереть.
— Будет вам! — хлопотала вокруг него Мура. — Вы еще орел… Рановато о смерти думать! А что, Павел-то надолго уехал?
Она произнесла вслух вопрос, который занимал всех.
— Не знаю… — осклабился Степан Андреевич, еще более походя на Кащея Бессмертного. — Мой сын — не бездельник, у него свое дело. Возможно, когда-нибудь в ближайшем будущем он снова навестит нас…
Июль начался с небывалого, изнуряющего зноя, перед которым меркла июньская, веселая жара — ни ветерка, ни дождика, и даже ночью густой пылающий воздух не приносил отдыха. Земля растрескалась, а трава пожухла…
— В сентябре, после свадьбы, поедем в свадебное путешествие, — в один из вечеров сказал Викентий Оле. — К морю… как ты на это смотришь?
— Это было бы здорово! — мечтательно вздохнула она.
Они сидели на крыльце своего флигеля и смотрели, как сад постепенно погружается в темноту. Где-то сверху звякнула оконная рама.
Викентий мельком посмотрел вверх.
— Маму жалко… Раньше мы всегда вместе ездили в туристические поездки. Слушай, может, и в этот раз возьмем ее с собой?..
— В свадебные путешествия мам не берут, — тихо произнесла Оля. — И вообще, ты же знаешь, мы не особенно ладим с Эммой Петровной…
— Вот и помирились бы… Да ладно, ладно, я пошутил! — хмуро произнес он, глядя на ошеломленное Олино лицо. — Кстати, ты знаешь, что я купил у Силантьева твой портрет?
— Купил? — удивленно переспросила она.
— А ты думала, он бесплатно тебе его подарит? — фыркнул Викентий. — Ярослав Глебович еще не все мозги пропил…
— Надо же… А за сколько?
— Задорого, — значительно произнес Викентий. — Он бы все равно его продал. Знаешь, не хотел бы, чтобы твой портрет висел в какой-нибудь галерейке на Крымском Валу, а потом пропадал бы в пентхаузе нового русского…
— Ты опять шутишь! — засмеялась Оля. — До сих пор не могу поверить, чтобы Силантьева так высоко ценили… Да и картина так себе!
— Ты ничего не понимаешь в искусстве! — рассердился Викентий. — К тому же если старик помрет, то его картины сразу подскочат в цене. Степан Андреевич потому и терпит его у себя, что знает, Силантьев не простой пьяница… Все потом скажут: «Ах, благороднейший мэтр, приютил у себя бедного художника, какой он необыкновенный человек!»
— Неужели?
— А вот представь себе! Старик Локотков никогда ничего не делает просто так… — с раздражением закончил Викентий.
— Ладно, ладно, я верю… — Оля разгоряченной щекой потерлась о его плечо. — Только не сердись на меня!
— Я не сержусь, но ты, Оленька, в который раз проявляешь фантастическое неведение… Это все результаты воспитания твоей тетушки!
— Бедная тетя Агния, она ни в чем не виновата…
Но Оля не договорила — Викентий неожиданно повернул ее к себе и стал целовать.
— Жарко!.. — Оля попыталась отстраниться.
— Тихо, тихо… — он потянул ее за собой, в дом.
Скрип старой кровати.
Едва сдерживаемое дыхание.
И еще один поцелуй — на прощание…
Потом Оля долго не могла уснуть. Какое-то беспокойство овладело ей… До такой степени, что в половине второго ночи она оделась и вышла в сад.
Душная, тяжелая тишина.
Она села на теплый камень возле разрушенного бассейна. На темно-синем небе плыл желтый ломтик луны… Бог знает почему, но думала Оля сейчас о Павле. Интересно, где он, что сейчас делает?..
— …заказчики со сроками подгоняют, а ты, Степаныч, ерундой какой-то занимаешься! — прокричал Сашка, заходя в кузницу.
Павел, полуголый, в широком кожаном фартуке, в защитных очках, стоял у пневматического молота, специальными щипцами ловко переворачивая какой-то непонятный предмет. В горне горел огонь, отбрасывая оранжевые отблески на блестящее от пота лицо Павла. Ритмичный грохот.