Отблеск безумной звезды
Шрифт:
— Это твое имя? — Павел сел перед ней на корточки, заглянул в светлые глаза.
— Да.
— Дезире… — пробормотал он.
— Ну ладно, пусть хоть Дезире… — ласково сказала старуха и принялась своим деревянным гребнем расчесывать еще влажные волосы таинственного существа по имени Дезире. — Кудри-то как вьются! Ты посмотри, Паша, какая она раскрасавица у нас стала!
Павел кивнул — горло его перехватил спазм.
— Кто ты? Откуда? — настойчиво спросил он у незнакомки. — У тебя есть кто-нибудь из родных?
Дезире, глядя в окно, пожала плечами.
— Я тебе вот что скажу, Пашенька… — шепотом произнесла Бабаня. — Она не из этих. Она домашняя.
— Что? — не понял он.
— Да я тебе точно говорю, она, похоже, потерялась! — Бабаня испытывала нечто вроде азарта. — Вон, волосики на головушке не совсем еще свалялись — расчесывать их легко… А на ручки ее посмотри! Нет, ты посмотри, посмотри…
Павел взял Дезире за руку. Рука как рука — покрасневшая, с обломанными ноготками.
— Если бы она долго жила на улице, у нее руки были бы, как наждачная бумага!
— И что теперь? — с беспокойством спросил он.
— А то, что ее ищут, должно быть. А может, и не ищут… — Бабаня неожиданно сникла. — Надоело им за Дерезой этой ухаживать, вот они ее и турнули из дома.
— В любом случае я попытаюсь разыскать ее родных, — сказал Павел. — Ты понимаешь, Бабань, не мог я пройти мимо, не мог!
— Понимаю, — сказала старуха, снова глядя ему в глаза. — Только ты, пожалуйста, Паша, не обижай ее.
— Нет, что ты…
Старуха ушла, а Павел остался с Дезире один.
— Есть хочешь?
Она немного подумала, словно прислушиваясь к своим ощущениям, а потом сказала:
— Хочу.
Он накормил ее рыбными консервами с сухарями — никакой другой еды в доме не было.
Она, с высохшими вьющимися волосами, в Лерочкиной пафосной одежде, чудесно преобразилась. Ела рыбные консервы аккуратно, с таким прилежным выражением лица, что Павел едва не разрыдался.
Дезире ничуть не удивлялась тому, что он привел ее к себе, и очень быстро освоилась в его квартире, словно с самого рождения жила тут.
К старухиной помощи больше прибегать не пришлось, Дезире вполне могла обслуживать себя сама и без всяких напоминаний.
Спать он ее уложил в бывшей материной комнате. Она уснула сразу же — безмятежно, словно ребенок.
На следующий день он оставил Дезире с Бабаней, а сам уехал за покупками. Привез одежды, белья и еще кучу всего, что, по его мнению, могло понадобиться молодой женщине. Тут же выяснилось, что с размерами он безнадежно ошибся, да и у самой Дезире, оказывается, были предпочтения, она любила белый или близкий к белому цвет.
Бабаня сварила борщ («что она, кошка, все время консервы твои есть!») и просветила Павла насчет размеров женской одежды.
Павел снова поехал по магазинам.
Вернулся вечером, совершенно измученный, выпотрошенный разговорами с настойчивыми продавщицами, но довольный, кажется, в этот раз все получилось.
В результате на третий день он вышел с Дезире на улицу. (Бабаня накануне заявила, что даже с собаками принято гулять, что уж о человеке говорить!)
Дезире была в светлых сапожках, светло-бежевом брючном шерстяном костюме (брюки оказались длинноватыми, и милосердная Бабаня подгоняла их по росту) и расклешенной шубке с капюшоном из стриженой ламы. Дивные вьющиеся волосы, ясные глаза… Прохожие шеи свернули.
В косметическом салоне ей сделали маникюр, все эти процедуры Дезире восприняла с олимпийским спокойствием, молча.
Потом Павел повез ее в ресторан.
Позже они гуляли по заснеженному Ботаническому саду, туда весна еще не успела добраться.
Через неделю Дезире пришлось купить легкое пальто, его, кстати, она выбрала самостоятельно, когда Павел привез ее в магазин.
Денег и времени он не жалел совершенно — Дезире, загадочная Дезире полностью овладела его волей, причем не делая для того никаких усилий.
Теперь, отмытая и ухоженная, она выглядела вполне адекватно и ее рассеянный, отстраненный вид трактовался сторонними наблюдателями как имидж, как манера поведения… И только Павел (ну и Бабаня, само собой разумеется) знал, что Дезире действительно далека от этого мира.
«Идеальная женщина — не ворчит, не пытается переделать мужчину на свой вкус, всегда спокойна, говорит мало… Чего еще надо?» — как-то с иронией подумал Павел. Но на самом деле он надеялся: а вдруг когда-нибудь Дезире выйдет из своего оцепенения, встряхнется и посмотрит ему в глаза уже осмысленно?..
Она жила в своем собственном мире, бесконечно далеком от реального, и там она была вполне счастлива.
Надо было искать ее родных (не с луны же она свалилась в самом деле!), но чем дальше, тем сильнее он не хотел терять ее. Часами он мог любоваться Дезире: как она ходит, ест, смотрит… Смотрел и не мог насмотреться, так естественна и хороша она была. Сама воплощенная гармония!
А в начале мая случилось одно событие.
Она вошла к нему в комнату — хорошенькая, как всегда, и свежая, точно роза (было это ранним утром), и как ни в чем не бывало легла с ним рядом. Положила ему голову на плечо.
— Что ты делаешь, Дезире?
— Ничего… — Она провела пальцами по его груди.
— Дезире, не надо.
— Почему? — Она и не думала уходить.
В общем, он сломался сразу же — Дезире хотела, чтобы он ее любил, а он не мог ей ни в чем отказать. Всю жизнь женщины делали с ним, что хотели, хотя он, разумеется, пытался сопротивляться… А Дезире и вовсе взяла его в плен сразу же, как только он ее увидел.
Это были самые чудесные дни в его жизни, когда они с Дезире бездумно и беззаботно проводили время в прогулках по весенней Москве, набегах на кофейни и рестораны, в любви… Правда, для прогулок он стал выбирать места отдаленные и малолюдные, потому что стал бояться: а вдруг ее увидят, найдут, отнимут те, кто был ее опекунами?..