Отблески Тьмы

Иващенко Валерий В.

Арриол коснулся своего оружия, миг подумал.
– Крови не убоишься, отец? Поддержишь?

Крестьянин вздохнул.
– Да заметил я твой ножик, приметный он. У меня под седушкой дубинка есть. Только давай без упокойников, а?

–  Чё ты там бормочешь, молитву, што ль? Самое время, - жизнерадостно заржал здоровяк сзади и безбоязненно подошёл. "Напрасно ты это сделал" - успел подумать парнишка, змеёй выныривая из укрытия. С короткого замаха, как и учил Зурн - спасибо ему - Арриол врезал носком сапога поддых, а когда верзила согнулся, разевая рот выброшенной на берег рыбой, метко заехал противовесом оружия в нужную точку за ухом. Бандюк как-то утробно

хекнул, кулём повалился на дорогу, выронив из рук палицу - а парень уже обогнул сани и сторожко выглянул из-за передка.

Мужик, даром что крестьянин, отчаянно защищал своё добро, заодно и жизнь. Главарь сидел прямо в снегу, забыв про валяющийся рядом меч и оцепенело глядя на нелепо вывернутую, сломанную руку. А вертлявый, махая кистенём крест-накрест, теперь в одиночку отбивался от дубинки. Иногда, впрочем, попадал и по крестьянину, но всё время звал какого-то Гришаню.

"Это тот здоровяк, наверно" - сообразил Арриол. Он поднырнул под лошадью, и оказался рядом с дерущимися.

–  Уступи!
– коротко бросил он. Крестьянин, тяжело дыша, отскочил назад, а разбойник, обнаружив перед собой мальчишку, дуром попёр вперёд. Но уроки кинжала, которые давал учитель, нашли благодарного ученика, и через несколько мигов Арриол, ящеркой увернувшись от просвистевшего над самым ухом удара, исхитрился вскользь ударить чернявого по роже. От боли в разорванной шипами щеке тот отпрянул, затем пошатнулся и сомлел. Крестьянин же, не мешкая, оглушил тихо стонущего главаря, и на дороге стало тихо. Коротко прислушавшись, парнишка обернулся.

–  Ты как, отец?

Мужик скривился и зашипел, ощупывая себя под коротким зипуном, - Кости вроде целы. А синяки хрен с ним, пройдут.

Арриол меж тем проворно обыскал валяющиеся тела; кошели и всё ценное складывал в мешок, который достал разом повеселевший крестьянин. Стащил с чернявого новые сапоги, примерил.

–  Как раз, токмо онучи намотать, - кивнул мужик, добавляя к добыче ещё крепкий полушубок со здоровяка. Осмотрел старые сапоги, в которых был Арриол, покачал головой и зашвырнул в сугроб. Нашёл ножны, всунул туда меч и хозяйственно прибрал в мешок. Затем стащил с головы главаря шерстяной вязаный колпак, с любопытством оглядел его и кинул парню.
– Надень, а то ухи поморозишь.

–  И то дело, - благодарно кивнул Арриол.
– Давай утикать отсюда?

–  Погодь, - с завидной крестьянской сметкой рассудил мужик, - Не пешком же они сюда топали?

В самом деле, за бугром, поросшим чахлыми сосенками, нашлись четыре стреноженные лошади с кой-каким скарбом.
– Ух ты!
– обрадовался крестьянин.
– Ухоженные…

–  А с этими что?
– кивнул Арриол на постепенно очухивающихся разбойников, когда трофейные коняшки уже были привязаны к задку саней и вся компания бодро двинулась дальше по дороге.

–  Не хочу брать греха на душу, - помолчав, откликнулся мужик, потирая ушибленный в драке бок.
– И тебе, паря, не советую. Дадут боги - выживут и до тепла какого доберутся.

–  Это ж надо - хотели нас, а мы их сами!
– парнишку начал пробирать истерический смех. Крестьянин тоже захихикал, покачиваясь на облучке и рукой придерживая себя за ноющие бока. Хохотали вдвоём, захлёбываясь от непонятного облегчения и глотая зачастившие с вечернего неба снежинки.

А дорога опять вилась себе по перелескам, огибая то овраги, то холмы. И казалось - не будет ей ни конца, ни края.

–  Темнеет уж. Может, заночуешь у меня?
– спросил мужик парнишку, когда они подъехали к съезду с тракта, который, судя по лепёшкам навоза, вёл в деревню.
– Кстати, как делить будем?

И этак хитровато прищурился. Арриол пожал плечами.

–  Деньги тех лихоимцев поровну. Полушубок бы мне не помешал, да великоват. А остальное забирай. В пути оно мне ни к чему, а тебе нужнее будет. Семья-то большая?

–  Трое детишек, жёнка, да сестра вдовствует.
– неспешно ответил крестьянин, поворачивая лошадь в сторону деревни.
– Зовут-то тебя как? Меня Капраном кличут.

–  Арриол.

–  Не по-нашенски, - покачал головой возница.
– Видать, издалека?

–  Не знаю, - вздохнул Арриол, отчего-то волнуясь.
– Меня малышом в храм принесли.

–  Сирота, стало быть, - покивал Капран и придержал лошадь, которая в предвкушении близкой деревни показала совсем уж неуместную прыть.
– Опосля войны много таких мальцов осталось… Небось, оттуда, из храма-то и бежишь?

Арриол посмурнел и не ответил, и дальнейший путь они проделали молча, подскакивая на ухабах дороги и думая каждый о своём. Вот показались дымки над кронами деревьев, потом пошли занесённые, пустые по зимнему времени поля. Постепенно смеркалось, когда очередной поворот дороги обогнул холм с замершим почерневшим ветряком, и перед путниками раскинулась небольшая деревня.

Уже в потёмках они подъехали к небогатой по меркам баронства, крытой соломой хате, и соскочивший с саней Капран отворил ворота, беззлобно отталкивая запрыгавшего вокруг бесхвостого кобеля.

–  Оно и к лучшему, что досужие глаза не видели, - буркнул хозяин. Быстренько распряг, принялся загонять своих и дармовых лошадей в разом ставшую тесной конюшню.

На крыльцо избы вывалилась закутанная в салоп бабёнка, засуетилась.

–  Вернулся, Капранушко. Ну и слава Риллону! Только, што ж так долго?
– она взмахнула руками и только тут заметила парнишку. Сразу окинула его намётанным глазом, и сделала понятные только умудрённой жизнью селянке выводы. Крестьянин бросил ей какой-то особенный взгляд, и разгрузка саней, а также переноска вещей в хату и сарай прошла молча.

–  Ступай, - хозяин затянул пустые сани под навес, и тоже прошёл в дом.

Селянская похлёбка с гусиными шкварками и пшеном, приправленная укропом и жареным луком, оказалась густой и изумительно вкусной. Хозяйка, улыбнувшись хорошему аппетиту гостя, щедро налила ещё миску; под одобрительные взгляды Арриол вылизал дочиста и её, заодно прикончив и увесистый ломоть хлеба.

Капран уже повечерял и теперь, опустив на колени усталые жилистые руки, рассказывал, какие невероятные приключения пришлось им пережить. Сестра его, полноватая женщина с печальным лицом, тихо сидела у лучины и крутила прялку, вытягивая нить из из белёсого льняного клубка. А жена - дородная и статная тётка - полоскала в корыте одежду и тоже ахала, вторя детям, свесившим любопытные мордашки с припечка.

–  Так ты сирота при храме?
– спросила она, покачав головой.
– Небось, ни разу досыта и не ел.

–  Досыта - это как?
– наивно спросил Арриол. В тепле и после обильной еды его сразу разморило. Комната качалась перед слипающимися глазами, то и дело норовила уплыть куда-то вбок и вверх, оставляя после себя темноту и бездумное забытьё.

–  Когда уже в брюхо не лезет, - хихикнула с печи белобрысая девчушка.

–  Не знаю, не приводилось, - он уже почти не слышал своего голоса.