Отбор для Слепого
Шрифт:
Она сама нащупала где-то начало своей "брони" и начала разматываться. Трогая ее руки, я отмечал про себя, что делает она это быстро, ловко (неужто каждый день?) и при этом так, чтобы легко из сложенного в рулончик орудия пыток завтра забинтоваться снова! Вырвал из рук и начал быстро снимать бинты сам, комкая так, чтобы больше нельзя было ими воспользоваться.
— Больше никогда, слышишь? Больше не делай этого! Я хочу, чтобы ты, наконец-то, стала тем, кем являешься — девушкой. Хватит притворяться, хватить губить и мучить себя! Я сумею защитить свою женщину!
— Это не для защиты.
— А
Она вздрогнула, покрылась мурашками и шатнулась мне навстречу, сказав жарким шепотом:
— Я не хотела, чтобы меня заметили. Любить не хотела. Зависеть от кого-то.
— И получалось?
— Всегда.
— То есть… у тебя никого не было? Ты ни с кем…
— Нет.
Важно ли это для меня? Что-то изменилось бы, если бы у Миланы был мужчина до меня? Не изменилось. И да… важно. Важно! Никого не любила. Моя. Только моя. И как же жаль, что я не так чист перед ней, что и любил, и желал, и был с другими! Когда-то был, в другой, в прошлой жизни.
— Милая, может быть, — начал говорить против своего желания, но так, действительно, было бы гораздо лучше. — Не нужно здесь и сейчас? Выберемся отсюда, уедем… домой? И всё это… будет потом обязательно?
Я уговаривал ее? Или себя? Потому что руки, вопреки словам, скользили по спине, касались дорожки позвоночника, разминали не по-женски упругие мышцы на предплечьях — и это было необычно и волнительно — осознавать, насколько она особенная, непохожая на всех, кто был до…
— Не хочу, чтобы он, Егор, был первым. С тобой хочу. Чтобы хотя бы раз узнать, как это бывает, когда любишь.
Знает? Бедная моя девочка, как, наверное, напугана она! Мне безумно хотелось защитить Милану, успокоить, но пока я и сам не знал, что с нами будет завтра. Потянул ее за руку на колени, закрывая руками, прижимая, чтобы не замерзла в холодной комнате, а еще, чтобы знала, что никакому Егору никогда не достанется!
— Женя, они хотят, чтобы я родила ребенка, из которого… из его тельца, крови… я не знаю, чего именно… но, в общем, убить его хотят и сделать специальное средство, чтобы колоть бойцам и получать уникальных солдат с особенными способностями.
Она дрожала. Теперь уже не от возбуждения, я это улавливал четко, а от страха, от осознания всего ужаса того, что ей пришлось узнать.
— Не-ет, не бойся, я не позволю. Они тебя не получат. Никогда. Только через мой труп.
— Не говори так. Лучше поцелуй меня! Я все время думаю, что вот сейчас кто-нибудь войдет, и все закончится.
И я, наплевав на доводы рассудка, призывавшего не делать этого, поцеловал…
35. Милана
Какой же он нежный… какой ласковый. Такой потрясающе мужественный… Только бы никто не пришёл, только бы никто не постучал, не забрал у меня мое короткое счастье. А это, действительно, ни с чем не сравнимо — быть в его руках, целовать его губы, касаться пальцами родинки на скуле, трогать жёсткие волосы на затылке!
Я видела его реакцию и не понимала, почему именно так ко мне… Я — обычная, не самая привлекательная, не женственная вовсе… А он подрагивает всем телом и мурашками покрывается, когда я стаскиваю через голову его футболку и намеренно провожу при этом подушечками пальцев
— Я хочу посмотреть на тебя, — шепчет он, и кругом идет голова.
Я ложусь на продавленную кровать, зная, что он будет трогать, и жду этих прикосновений. И его пальцы начинают свое медленное исследование. Мне хочется поторопить его, потому что в любой момент я ожидаю вторжения наших врагов. Но я стесняюсь произнести такие слова, да и слишком волнительно это ожидание, это нетерпеливое желание ощутить его прикосновения ниже…
И он "смотрит" сначала мое лицо… Подушечками пальцев пробегает по волосам, обводит ушные раковины, чуть задержавшись на мочках ушей. Потом трогает скулы, щеки, лоб, брови, глаза, одним пальцем проводит по носу и эти подрагивающие безумно чувственные пальцы… эти простые прикосновения что-то странное делают с моим телом! Я не понимаю, почему у меня вдруг пересохло во рту! Я не понимаю, почему мне не хватает воздуха, и я дышу так, будто пробежала пару-тройку километров! Я не понимаю, в конце концов, почему так болезненно ноют груди, особенно сжавшиеся в тугие горошины соски, и сладко замирает где-то внизу живота…
Большой палец медленно обводит губы, заставляя приоткрыться, позволить скользнуть по внутренней влажной стороне… И, поддаваясь стыдному непонятному порыву, я провожу по нему языком, и слышу Женин стон. Испуганный взгляд в его лицо, на закушенную губу, на нахмуренный лоб, и мне, несмотря на всю мою неопытность, становится понятно, что ему нравится эта моя инициатива! Но, оказывается, он "видит" гораздо больше, чем я могла бы подумать. Палец касается едва-едва, чтобы не причинить лишней боли разбитого уголка губы. И, склонившись ко мне, он целует это место…
А потом Женины руки ускоряются — сползают на шею, трогают обнаженные плечи, почему-то неуверенно замирают, остановившись на полпути к груди и дальше… медленно, еще медленнее, чем до этого… И я вообще забываю, что нужно дышать. А когда, наконец, горячие ладони обхватывают мою подрагивающую плоть, а чуть шершавые пальцы прикасаются к соскам, мы с ним стонем уже в унисон.
Я слежу за его лицом. И, казалось бы, что можно понять о чувствах человека, если нет возможности посмотреть в его глаза? Но я понимаю, чувствую, знаю, что ему нравится, что Жене тоже доставляют удовольствия эти касания, не меньшее, чем мне!
А потом путь его пальцев повторяют губы… И я всей кожей чувствую, как он влажно и горячо дышит. Особенно дойдя до конечной остановки своих рук. И все-таки, словно решившись, после мучительно долгой для меня паузы, его язык трогает вершинку, заставляя изогнуться мое тело, заставляя выдохнуть неведомо откуда появившиеся в голове слова: "О, Боже.."
Меня накрывает ураган эмоций, тысячи оттенков чувств — от смущения до дикого желания узнать, что будет дальше. Я не могла и подумать, что эта часть моего тела может быть настолько чувствительной, способной так реагировать на ласки!