Отчаяние. Бомба для председателя
Шрифт:
– Вопрос жесткий, – Иванов ответил не сразу, лоб собрало морщинами, лицо как-то постарело, выявилась тяжелая, многолетняя усталость. – Я сразу и не отвечу. Вы меня поставили в тупик, честно говоря… Ладно, а у вас, в шестом управлении, в разведке, у Шелленберга, вы этого человека не встречали?
– Нет. Я его встречал где-то в посольствах… Или у Риббентропа, на Вильгельмштрассе…
– Когда? В какие годы?
– Опять-таки боюсь быть неточным, но это были последние месяцы войны…
– Сходится, – сказал Иванов, и то напряжение, которое
– Нет.
– Кто он, судя по лицу, по национальности?
– Я не умею определять национальность по лицу, ушам или черепу, – ответил Исаев. – Это в рейхе знали рейхсминистр Розенберг, псих Юлиус Штрайхер и пропагандист-идеолог Геббельс… У них надо консультироваться…
– Валленберг… Вам что-нибудь говорит это имя?
Исаев снова посмотрел на фотографию, кивнул:
– Вы правы, это Валленберг, банкир из Швеции.
– Вам не кажется странным, что еврейский банкир из Швеции дружески беседует с палачом еврейского народа?
– Шведский банкир, – уточнил Исаев, – в Швеции нет национальности, там есть вероисповедание… Валленберг, мне кажется, был католиком… Он работал в шведском посольстве в Будапеште, там Эйхман не только уничтожал евреев, но старался часть несчастных обменять на машины и бензин для рейха… Видимо, Валленберг, как и граф Бернадотт, родственник шведского короля, пытался спасти как можно больше несчастных…
Иванов спрятал фотографию в карман, дождался, пока официантка расставила на столе мороженое и кофе, а потом сказал:
– Дело в том, что Валленберг у нас… И мы располагаем данными, что он сотрудничал с Эйхманом… В общем-то, вы могли убедиться в этом, разглядывая их улыбающиеся лица, – говорят не враги, а друзья… Мы не хотим портить отношения со шведами, нам хочется провести открытый суд, изобличить Валленберга, а потом выслать его к чертовой матери в Стокгольм… Мы попали в сложное положение, понимаете? Я расскажу вам суть дела, если согласитесь помочь мне…
– То есть?
– Либо мы переведем вас в камеру к Валленбергу и вы, как Штирлиц, а не Исаев, убедите его в целесообразности выйти на открытый процесс, принять на себя хотя бы часть вины в сотрудничестве с Эйхманом, то есть с гестапо, или же на открытом процессе дать показания – в качестве Штирлица, а не Исаева, – что вы знали о сотрудничестве Валленберга с Эйхманом…
– Второе исключено: вас уличат во лжи… Я, чтобы вернуться на родину, сказал англичанам, что являюсь русским разведчиком; Максим Максимович Исаев, он же Юстас, вы читали мою исповедь…
– А если не это обстоятельство? Вы бы предпочли второе предложение?
Исаев ответил не сразу; конечно, второе, думал он, это мой единственный шанс… На открытом процессе я скажу всю правду, если только там будут иностранные журналисты и наши писатели вроде Вишневского и Эренбурга, как на Нюрнбергском процессе…
– Я боюсь, что после процессов тридцатых годов, – сказал Исаев, – если не будет иностранной прессы со всего мира, если об этом не будет снят фильм, вам не поверят… Жаль, кстати, что процессы над генералами Власовым и Малышкиным были закрытыми… Я не мог понять, отчего их не транслировали по радио… Измену, настоящую, а не мнимую, надо обличать публично, чтобы люди слышали и видели воочию…
– Беретесь написать сценарий вашего поединка с Валленбергом на открытом процессе, где будет пресса и кино со всего мира?
– Он отрицает связь с гестапо?
Иванов долго смотрел в глаза Исаева, не в надбровье, не на уши, а именно в глаза; потом, вздохнув, ответил:
– Да.
– Я должен ознакомиться с документами, Аркадий Аркадьевич. Это во-первых. После этого процесса я наверняка тоже буду осужден как штандартенфюрер СС Штирлиц, и не только осужден, но и ликвидирован – лжесвидетеля полагается нейтрализовать, это во-вторых. И вообще вся ваша конструкция кажется мне липовой, потому что, как только английские журналисты сделают мои фото, а хроникеры перешлют в Лондон пленку, вас схватят за руку, и это будет такой позор, от которого не отмоешься: русский Юстас играет роль немца Штирлица…
– Хорошо, а если мы предпримем такие шаги, что Лондон промолчит?
Исаев вздохнул:
– Будет вам, Аркадий Аркадьевич! Я ж в разведке побольше вас отслужил…
– И все-таки, – поднимаясь из-за стола, повторил Иванов, – если мы решим вопрос с Лондоном, вы согласитесь оказать услугу Родине?
– Сначала вы мне должны доказать, что эта услуга нужна Родине. Затем вы должны устроить мне встречу с семьей, а потом объяснить, как вы «решите вопрос с Лондоном»…
– Подождите пару минут, я вызову машину, – сказал Иванов.
– Только не уходите на сутки, как Сергей Сергеевич, меня в милицию заберут, денег-то нет, – усмехнулся Исаев. – Чем я расплачусь за такой сказочный обед?
…Когда они спустились к «ЗИСу», Исаев сразу заметил, что рядом с шофером сидит чем-то знакомый ему человек; наклонил голову, словно бы завязывал шнурок ботинка; заметил он и то, что возле двери салона сидел бугай с майорскими погонами; он, таким образом, оказался посередине – между майором и Ивановым, как и полагается арестованному.
Когда «ЗИС» резко взял с места, тот, что сидел возле шофера, распрямился и медленно повернул голову.
Это был Макгрегор.
7
– Знакомьтесь, Всеволод Владимирович, это Викентий Исаевич Рат, наш сотрудник, – сказал Иванов. – Лондон у нас оборудован неподалеку в стране, как говорится, доверяй, но проверяй. Не заподозрили игру? Как язык нашего Макгрегора?
– Блестящая работа, – ответил Исаев. – Поздравляю.
Сказать ли им про трамвайный перезвон, который удивил меня, когда они гнали на «военный аэродром», подумал Исаев, или приберечь? Видимо, стоит приберечь, потому что у меня тогда только мелькнула тень подозрения, я действительно верил, что попал к англичанам, я был слишком счастлив, когда после этого ублюдка «никс фарштеен» и одеяла с клеймом теплохода «Куйбышев» услышал оксфордское придыхание; слишком страшно было поверить, что в смрадный трюм меня бросили свои…