Отчаяние
Шрифт:
Джину такой поворот событий скорее насмешил, чем раздосадовал.
– Вот видишь, что бывает, когда идешь против природа? Надеюсь, ты не снимаешь нас для «Мусорной ДНК»?
Ехидная, она была еще в тысячу раз желанней, но сон уже наваливался на меня. Я пролепетал жалобно:
– Ты меня простишь? Может быть, завтра?..
– Ну уж нет. Завтра я работаю до часа ночи. И ждать не собираюсь, – Она взяла меня за плечи и перекатила на спину, сдавила коленями бока.
Я протестующе засопел. Она наклонилась и нежно поцеловала меня в губы.
– Ну же! Ты ведь не хочешь потерять такую редкую возможность?
Она нашла его рукой, погладила; я чувствовал, как он отзывается на ее касание, но уже
Я пробормотал:
– Насильница. Некрофилка.
Мне хотелось произнести длинную прочувствованную речь о сексе и общении, но Джина явно решила заранее опровергнуть мой главный тезис.
– Это значит «да» или «нет»?
Я понял, что не сумею открыть глаза.
– Валяй.
Дальше началось что-то смутно приятное, однако восприятие постепенно гасло, тело качалось на волнах.
Я слышал, как голос за световые годы отсюда нашептывает что-то о «сладких снах».
Сам я падал во тьму, без чувств, без ощущений. Мне снилось, что я погружаюсь в океан.
Тону в пучине вод. Один.
6
Я слышал, что Лондон сильно пострадал от внедрения сетей, но, в отличие от Сиднея, не превратился окончательно в город-призрак. Развалины здесь гораздо обширнее, но используются куда более бережливо; даже последние небоскребы из стекла и алюминия, выстроенные на рубеже тысячелетий для банкиров и биржевиков, и «высокотехнологичные» типографии, совершившие «революцию» в издании газет (прежде чем стать окончательно ненужными), объявлены «памятниками истории» и взяты под крылышко туристической индустрии.
Впрочем, у меня не было времени посещать притихшие склепы Бишопсгейта и Уоппинга. Я сразу пересел на самолет до Манчестера, заранее предвкушая, что увижу много интересного. Сизиф подготовил короткую историческую справку, и я прочел, что к двадцатым в городе сложилось исключительно благоприятное соотношение между ценами на недвижимость и стоимостью коммунальных услуг. В итоге сюда потянулись с юга тысячи компаний, занятых в информационной сфере, – те, чьи служащие работали на дому и связывались через сеть с маленьким центральным офисом. Промышленный подъем затронул и академическую науку; сейчас Манчестерский университет признан ведущим как минимум в десятке научных направлений, включая нейролингвистику, неопротеиновую химию и самые современные методы медикографии.
Я прокрутил пленку, отснятую в городском центре – множество пешеходов, велосипедистов, колясок, – и выбрал несколько кусков для вступления. Сам я на автоматизированной стоянке возле вокзала Виктория взял напрокат велопед, на целый день и всего за десять евро. «Смерч» последней модели – красавец, легкий, изящный, практически вечный – собранный в соседнем Шеффилде. По желанию седока он может эмулировать обычный велосипед (простейшая опция, а пуристам-мазохистам приятно), но на самом деле колеса и педали не связаны механически. Строго говоря, это электромопед на ножном приводе. Помещенные в шасси сверхпроводящие контуры временно аккумулируют энергию, крути себе педали и ни о чем не думай, нагрузка одинаковая, что в гору, что с горы, тормоза – энерговосстанавливающие. Ехать со скоростью 40 км/ч не труднее, чем идти хорошим шагом, холмы преодолеваются плавно – энергопотери на подъемах практически компенсируются на спусках. Думаю, такая машина стоит не меньше двух тысяч евро, однако навигационная система, маяки и замки устроены до того хитро, что ее не украсть без маленького заводика и докторской степени по криптографии.
Городские трамваи ходят почти повсюду, но повсюду проложены и крытые велосипедные трассы, так что к месту назначенной встречи я поехал на «Смерче».
Мне предстояло увидеться с Джеймсом Рурком –
Теперь, разглядывая его на экране, я понял, как сильно ошибался. Нед Ландерс разыграл блестящий спектакль, не оставляющий места для вопроса – что же за этим кроется? Рурк не играл и в итоге – приковывал к себе взгляд и одновременно бередил душу. После уверенных, элеганшых представителей «Дельфийских биосистем» (зубы и кожа от лучших косметических фирм, искренность от программы обучения персонала) это будет хорошей встряской для зрителя; от приятной дремоты не останется и следа.
Впрочем, придется немножко сгладить.
У меня самого есть полностью аутичный двоюродный брат, Натан. Мы виделись лишь однажды, в детстве. Ему повезло, болезнь не затронула другие области мозга, и в то время он еще жил с родителями в Аделаиде. Он показывал мне свой компьютер, захлебываясь, расписывал каждую примочку и, в общем-то, ничем не отличался от обычного тринадцаталетнего компьютерного маньяка за новой игрушкой. Но вот он стал показывать свои любимые программы – зубодробительные пасьянсы, викторины для эрудитов, математические головоломки, более уместные на экзамене, чем на досуге. Я что-то по этому поводу съязвил, он не услышал. Я стоял рядом и говорил гадоста, одну обиднее другой, а он смотрел в экран и улыбался. Не от какой-то особой кротоста. Он просто не замечал.
Я три часа интервьюировал Рурка в его квартирке; у АДА нет «центрального офиса» в Манчестере и вообще нигде. Почти тысяча членов из сорока семи стран – и один Рурк согласился поговорить со мной, и то лишь потому, что это его работа.
Разумеется, он не полностью аутачен. Однако он показал мне снимки своего мозга.
Я прокрутил сырой метраж.
– Видите маленькое повреждение в левой передней доле? – (Стрелка курсора указала на крохотное затемнение, чуть видный зазор в сером веществе.) – Теперь сравните со снимком мозга двадцатидевятилетнего полностью аутичного мужчины, – (Опять темное пятнышко, в три или четыре раза больше.) – А вот неаутичный субъект того же пола и возраста, – (Никакого поражения.) – Патология не всегда столь очевидна – это чаще не зазор, а искривление в соответствующей области – но примеры эти показывают, что у наших требований есть вполне четкие физиологические основания.
Камера переместилась с ноутпада на его лицо. Очевидец сделал это гладко, достроив необходимые кадры между двумя углами съемки, так же как он убирает быстрые скачкообразные движения зрачков, бегающих туда-сюда, даже когда глаза вроде бы смотрят в одну сторону.
Я сказал:
– Никто не отрицает, что у всех вас поражена одна и та же область мозга. Но почему не радоваться, что патология сравнительно мала, и не оставить все как есть? Почему не возблагодарить природу за то, что вы можете существовать среди людей, и не зажить своей жизнью?
– Вопрос сложный. Для начала это зависит от того, что вы называете «существованием».
– Вам не надо жить в лечебнице. Вы можете выполнять высококвалифицированную работу.
По основному роду занятий Рурк – старший научный сотрудник, занимается фундаментальной лингвистикой, то есть не в вакууме работает, а среди людей.
Он сказал:
– Разумеется. Иначе мы назывались бы «полностью аутичными». Это и считается критерием отличия частичного аутизма: мы можем выжить в обычном обществе. Наша ущербность не безнадежна – и мы, как правило, можем изобразить многое из того, чего нам недостает. Иногда мы даже самих себя убеждаем, что все в порядке. На какое-то время.