Отчаяние
Шрифт:
Он(а) сказал(а):
– Вот пустомеля. Знаете, что она прежде работала в ДРД? При таких рекомендациях могла бы вещать отточенней, – Слово «ре-ко-мен-да-ции» прозвучало с ироничной (ямайской?) растяжкой; ДРД означает «Дайтон-Райс – Дали» – самую большую англофонную рекламную фирму, – Вы – Эндрю Уорт.
– Да. Откуда?..
– Приехали снимать Вайолет Мосалу.
– Верно. Вы – ее сотрудник?
Аспирант? Студент? Уж слишком лицо юное; впрочем, сама Мосала защитилась в двадцать.
Он(а) покачал(а) головой.
– Мы с ней
Я по-прежнему не мог определить акцент. Что-то среднеатлантическое: между Кингстоном и Луандой. Я поставил чемоданы и протянул руку. Он(а) крепко ее пожал(а).
– Меня зовут Акили Кувале.
– На эйнштейновскую конференцию?
– Куда же еще?
Я пожал плечами:
– В Безгосударстве может происходить и что-то другое.
Он(а) не ответил(а).
Уолш двинулась от аэропорта, ее клакеры рассеялись. Я взглянул на ноутпад и пробормотал: «Схему транспорта».
Кувале сказал(а):
– До гостиницы всего два километра. Если ваши чемодан не тяжелее, чем с виду, может, пройдем пешком?
Он(а) был(а) налегке; наверное, прилетел(а) раньше. Так, значит, он(а) в аэропорту нарочно, чтобы меня встретить? Я испытывал острую потребность принять горизонтальное положение и никак не мог угадать, что такое нельзя было отложить до утра или сказать в трамвае; однако тем более оснований это выслушать.
– Отлично. Подышим воздухом.
Кувале, похоже, знал(а) дорогу, поэтому я спрятал ноутпад и пошел рядом. Вечер был теплый, влажный, но ветерок бодрил. Безгосударство не ближе к тропикам, чем Сидней; в среднем здесь, наверное, даже холоднее.
Центр острова напомнил мне Стурт, новый южноавстралийский город, выстроенный примерно тогда же, когда возникло Безгосударство. Широкие мощеные улицы, невысокие здания: внизу магазины, над ними – не более пяти жилых этажей. Все вокруг было из рифового известняка, укрепленного органическими полимерами, – его «выращивают» на каменоломнях внутреннего рифа. Однако ни одно здание не слепило коралловой белизной; минералы-примеси окрасили камень во все цвета мрамора: серый, зеленый, коричневый, изредка малиновый с переходом в черный.
Люди выглядели спокойными и неторопливыми, словно просто гуляют. Велосипедов я не видел, но они должны на острове быть; трамвайные пути тянутся лишь на пятьдесят километров, меньше чем до середины лучей морской звезды.
Кувале сказал(а):
– Сара Найт – большая почитательница Вайолет Мосалы. Думаю, она сделала бы хорошую работу. Тщательную. Вдумчивую.
Я опешил.
– Вы знаете Сару?
– Мы разговаривали.
Я устало рассмеялся.
– И что? Сара Найт балдеет от Мосалы, я – нет. Что с того? Я не принадлежу к Культам невежества и не собираюсь никого разоблачать. Я буду снимать честно.
– Вопрос не в этом.
– Единственный вопрос, который я готов с вами обсуждать: с чего вы взяли, будто вас касается, как будет сделан фильм?
– Ни с чего. Фильм не имеет значения.
– Вот как? Спасибо.
– Не обижайтесь. Речь о другом.
Несколько метров мы прошли молча. Я решил не открывать рта и притвориться безразличным: вдруг это юное существо само все выложит. Не выложило.
Я сказал:
– Если так, что именно вы здесь делаете? Кто вы – журналист, физик, социолог?.. – Я чуть не добавил «последователь культа», но даже член соперничающей группировки вроде «Мистического возрождения» или «Приоритета культуры» не стал бы высмеивать мудрые речи Дженет Уолш.
– Заинтересованный наблюдатель.
– Н-да? Это все объясняет.
Наградой мне была одобрительная улыбка, словно я пошутил. Вдалеке показался изогнутый фасад отеля; я видел его на аудиовизуальных приглашениях, которые разослали устроители конференции.
Кувале посерьезнел(а).
– Эти две недели вы часто будете рядом с Вайолет Мосалой. Чаще, чем кто-либо другой. Мы пытались послать ей предупреждение, но вы знаете, что она не принимает нас всерьез. Итак… согласны вы, по крайней мере, приглядываться?
– К чему?
Брови Кувале сдвинулись, глаза забегали по сторонам.
– Мне по буквам произнести? Я из АК. Ортодоксальных АК. Мы не хотим, чтобы с ней что-нибудь случилось. Я не знаю, насколько вы нам сочувствуете, насколько готовы помочь, но от вас всего и требуется…
Я поднял руку.
– Погодите. О чем вы? Вы не хотите, чтобы с ней что-нибудь случилось?
Кувале помрачнел(а), потом насторожился(лась).
Я переспросил:
– Ортодоксальные АК? Мне это должно что-нибудь говорить?
Он(а) не ответил(а).
– А если Вайолет Мосала не принимает вас всерьез, почему должны принимать остальные?
Кувале явно вскипел(а), а я еще не успел ничего толком выспросить. Он(а) сказал(а) с вызовом:
– Сара Найт не дала определенного согласия, но она, по крайней мере, знает, что происходит. Что вы за журналист? Вы хоть иногда ищете информацию? Или просто хватаетесь за электронную титьку и ждете, что оттуда польется?
И, развернувшись, пошел/пошла прочь.
Я крикнул:
– Я не умею читать мысли! Почему не объяснить мне, что происходит?
Я стоял и ждал, но он(а) уже пропал(а) в толпе. Можно было побежать следом, потребовать ответа, но я, кажется, догадался сам. Кувале – из числа фанатов Мосалы и бесится, что целые самолеты мракобесов летят посмеяться над их идолом. И хотя самый чокнутый сторонник «Мистического возрождения» или «Смирись, наука!» не захочет причинить Вайолет Мосале вред, видимо, именно это и мерещится Кувале.
Утром я позвоню Саре Найт; вероятно, она получила десяток жутких посланий от Кувале и в конце концов отделалась сообщением: «Теперь это даже не моя работа. Встречай скотину, которая увела у меня фильм, Эндрю Уорта. Вот его последняя фотография». Я даже не могу винить ее за такую мелкую месть.