Отчаяние
Шрифт:
Из Камбоджи нет рейсов в Безгосударство. Китай, Япония и Корея поддерживают бойкот, и Камбоджа не захотела сердить главных торговых партнеров. Как и Австралия – но та преследует «анархистов» куда более рьяно, чем требует политическая целесообразность. Однако из Пномпеня самолеты летают в Дили, а оттуда я уже смогу добраться до места.
Понятно, прямой рейс Сидней – Дили невозможен. Когда в 1976 году Индонезия аннексировала Восточный Тимор, она поделилась добычей – тиморской нефтью – с молчаливой сообщницей, Австралией. В 2036-м, после того как были истреблены полмиллиона восточных тиморцев, а нефтяные скважины потеряли прежнее значение (биоинженерные
Я прошел сквозь кишку и сел. Через несколько минут на соседнее кресло опустилась женщина в ярком красном саронге и белой блузке. Мы обменялись кивками и улыбками.
Она вздохнула:
– Не представляете, сколько мороки мне пришлось вытерпеть. Раз в кои-то веки мои решили устроить живую конференцию – и выбрали для этого место, куда почти невозможно добраться.
– Вы про Безгосударство?
Она взглянула сочувственно:
– Вам туда же?
Я кивнул.
– Бедняга. Откуда вы?
– Из Сиднея.
Я определил ее акцент как бомбейский, однако она сказала:
– А я – из Куала-Лумпура. Значит, вам пришлось еще хуже. Меня зовут Индрани Ли.
– Эндрю Уорт.
Мы обменялись рукопожатиями.
– Конечно, я сама доклад не делаю. И на следующий день после конференции все будет в сетях в прямом доступе. Но, если не побывать там, пропустишь все сплетни, правда? – Она заговорщицки улыбнулась, – Всем страшно охота поговорить напрямую, без записи и без посторонних ушей. К личной встрече они будут готовы выложить все секреты в ближайшие пять минут. Как по-вашему?
– Надеюсь, что так. Я журналист – освещаю конференцию для ЗРИнет.
Рискованное признание, но не прикидываться же специалистом по ТВ.
Ли не выказала отвращения. Самолет начал почти вертикальный взлет. Я сидел в дешевом центральном ряду, но все происходящее появлялось на экране: я видел уменьшающийся Пномпень, поразительную мешанину стилей, от увитых зеленью каменных храмов (подлинных и новодельных), обветшалых французских колониальных строений (та же картина) до сверкающей черной керамики. На экране у Ли начался фильм: действия в случае аварии; я в последнее время много летал на таких же самолетах, так что мне сделали исключение.
Когда фильм закончился, я спросил:
– Можно полюбопытствовать, чем именно вы занимаетесь? Очевидно, ТВ, но каким подходом?
– Я не физик. Моя деятельность ближе к вашей.
– Вы – журналист?
– Социолог. Если хотите полностью, моя специальность – динамика современной мысли. Так что, если физика скончается, я должна видеть это своими глазами.
– Вы хотите быть на месте, чтобы напомнить физикам, что они «всего лишь жрецы и сказочники»?
Я шутил, стараясь подстроиться под ее ироничный тон, однако слова прозвучали обвинением.
Она взглянула укоризненно.
– Я не принадлежу к Культу невежества. И, боюсь, вы на двадцать лет отстали от жизни, если полагаете, будто социология – рассадник всяких «Смирись, наука!» или «Мистического возрождения». Такие взгляды – удел историков, – Лицо ее смягчилось, – Однако на нас по-прежнему вешают всех собак. Не поверите: медики до сих пор тычут мне в лицо парой плохо сделанных исследований 80-х годов прошлого века, как будто я должна за них отвечать.
Я извинился; она махнула рукой. Автоматическая тележка предложила нам еду и напитки. Я отказался. Глупо, но первый отрезок зигзагообразного полета к Безгосударству вымотал меня сильнее, чем беспосадочный рейс через весь Тихий океан.
Пышные вьетнамские джунгли сменились серой водной рябью, мы перекинулись несколькими вежливыми фразами о красотах природы и еще раз посочувствовали друг другу, что так трудно попасть на конференцию. Я кроме шуток заинтересовался специальностью Ли и наконец набрался смелости вновь затронуть эту тему:
– Почему вам так интересно изучать физиков? Я хочу сказать, если б вас привлекала сама наука, вы бы стали физиком. Не стояли бы у них за спиной и не наблюдали.
Она недоверчиво тряхнула головой:
– А вы разве не этим будете заниматься в ближайшие две недели?
– Этим, но моя работа отличается от вашей. В конечном счете, я – просто передаточное звено.
Она взглянула, словно говоря: «На это я отвечу позже».
– Физики собираются на конференцию, чтобы добиться прогресса в ТВ, верно? Отбросить плохие теории, отшлифовать хорошие. Их волнует итог: работающая теория, объясняющая современные данные. Это их работа, их призвание. Согласны?
– Более или менее.
– Конечно, они знают, чем заняты, кроме собственно математики: передачей идей, утаиванием идей, взаимопомощью, подсиживанием. Они не могут не видеть, что существуют группировки, политика, блат, – Она невинно улыбнулась, – Я употребляю эти слова не в уничижительном смысле. Нельзя сказать, что физика «развенчала себя», как утверждают некоторые секты вроде «Приоритета культуры» из-за того, что в ее истории случались такие заурядные вещи, как кумовство, ревность, а изредка и рукоприкладство.
Однако не приходится ждать, что сами физики напишут об этом для потомков. Они заняты тем, что шлифуют и оттачивают свои теорийки, а потом рассказывают короткую элегантную ложь об озарениях. Тут нет ничего дурного. И в некотором смысле это даже безразлично: науку можно изучать, не вникая в тонкости ее человеческого происхождения. Однако моя работа – по возможности совать нос в реальную историю. Не для того, чтоб «свести физику с пьедестала». То, чем я занимаюсь, – самостоятельная научная дисциплина. И, – добавила она с шутливой укоризной, – не думайте, что мы по-прежнему умираем от зависти к точным наукам с их уравнениями. Мы вот-вот переплюнем всех остальных. Физики объединяют свои уравнения или отказываются от них. Мы плодим новые.
Я сказал:
– А как бы вам понравилось, если б у вас за спиной стоял метасоциолог, заглядывал через плечо и записывал ваши повседневные дрязги? Не позволял бы отделаться элегантной ложью?
Ли неуверенно призналась:
– Разумеется, не понравилось бы. И я бы постаралась как можно больше скрыть. Но в этом и есть спортивный интерес, верно? Физикам легче – не со мной, а с их предметом. Вселенная не может ничего скрыть: забудьте всякую антропоморфистскую викторианскую чушь насчет ученых, которые якобы «выпытывают у Природы ее секреты». Вселенная не умеет лгать, она просто существует, и все. Иное дело люди. Больше всего времени, умения и энергии мы тратим на то, чтобы скрыть истину.