Отчаянный и непобедимый Ренегат Икс
Шрифт:
Мама была бы очень рада, если бы мы с Кэт снова сошлись. Впрочем, ей ничего не известно о том, что произошло в прошлый день рождения.
— Раз мой телефон у нее, как я могу ей позвонить? — спрашиваю я, удивленно поднимая брови с видом человека, не понимающего, как мама смеет надевать халат для лабораторных исследований, не обладая при этом элементарной логикой. Естественно, я избегаю Кэт; она суперзлодейка, а я — нет. Никогда больше не буду встречаться ни с ней, ни с кем-либо еще из старых друзей. По крайней мере, пока не приобрету пару перчаток, имитирующих кожу с отпечатками пальцев, раз уж операции по созданию на пальце искусственного узора в виде буквы «З» я позволить себе не могу. Ладно, допустим, в статье все написано верно, и я смогу трансформировать в «З» эту дурацкую «X», если совершу достаточное количество злодейских поступков. Следовательно, я смогу увидеть Кэт лишь через несколько лет.
— Ты считаешь себя вспыльчивой? — спрашиваю я, держа карандаш наготове.
Мама сердито смотрит на меня.
— Ладно, будем считать, что ты ответила «да», — говорю я, усердно царапая грифелем бумагу, словно записываю какую-то длинную фразу, а не ставлю простую галочку напротив вопроса.
— Можешь ли ты назвать себя пробивным человеком? А командным игроком? Нравятся ли тебе люди твоего типа или противоположного?
Мама берет пробирку с жидкостью лилового цвета и добавляет каплю в другую емкость, наполненную какой-то красной субстанцией. Начинается реакция, сопровождаемая шипением.
— Ты вроде бы сказал, что не о нем будешь спрашивать.
— А я не о нем. Я о тебе. Ты предпочитаешь случайные связи? Должен ли мужчина обладать хорошим чувством юмора?
— Полагаю, из тебя получилась бы недурная сваха.
— Чтобы выдать тебя замуж, пришлось бы сильно приукрасить впечатление о тебе, сложившееся лично у меня, — парирую я, делая рукой жест, дающий понять, что я считаю ее абсолютно непригодной с точки зрения брака. — Впрочем, кажется, бывают мужчины, считающие, что лабораторный халат — это сексуально. Меня больше заботят мешки у тебя под глазами. Кстати, давай вернемся к тому, с чего мы начали, и поменяем ответ на первый вопрос. Будем считать, что ты ответила «нет» — не стоит пугать людей дурным характером.
— Надеюсь, с опросом ты закончил? Если да, то иди позвони своей подружке.
— Ты же знаешь, мой телефон у нее.
— Возьми мой. Так она твоя девушка или нет, я не поняла?
— Не знаю. Мы встречаемся, чтобы заниматься сексом. Она, наверное, звонит, чтобы сказать, что…
Прикрыв рот рукой, я оглядываюсь, чтобы проверить, подслушивает стажер или нет, после чего, сцепив руки на животе, изображаю беременность.
— Это будет дитя, рожденное в любви, в отличие от меня, появившегося в твоем животе по Божьей воле в результате непорочного зачатия.
— Дэмиен! — восклицает мама, сверкая скрытыми в глазах лазерами. Усилием воли заставив их погаснуть, она сжимает кулаки, закрывает глаза и начинает считать до десяти.
Воспользовавшись тем, что она не смотрит, я достаю из кармана джинсов маленький ключик и при этом случайно роняю на пол ее драгоценный гипноизлучатель. Он падает с громким стуком. Мама, должно быть, слышит, потому что счет учащается. Я поспешно проскальзываю к стене и снимаю с крючка ключик, похожий на тот, что у меня в руке, и подменяю его. Украденный ключ я едва успеваю засунуть в карман за мгновение до того, как мама открывает глаза.
— За небольшое вознаграждение, — говорю я ей, — я мог бы записать интервью с тобой на видео. Мы могли бы продавать его и сделали бы кучу денег.
Лазерные лучи выходят из-под контроля и мечутся по комнате, просвечивая стоящие на столе пробирки, и хлещут по коленям висящего на стене стажера. Бедняга кричит от страха или от боли, а может, от того и другого сразу.
— Дэмиен! — говорит мама, покрасневшая, как раскаленная кочерга, и указывает на дверь. — Пошел вон!
Мне предстоит сделать одно крайне неприятное дело. Добившись результата, я, очевидно, буду жалеть о содеянном всю оставшуюся жизнь. Я собираюсь узнать, кто мой отец.
Со вздохом вхожу в мамин гардероб и закрываю за собой дверь. Внутри темно, но я знаю, где расположен блок управления. Я нажимаю кнопку с изображением направленной вниз стрелки, и на противоположной стене зажигается лампа. Открываются внутренние двери, за ними лифт. Вхожу внутрь. Снова нажимаю на кнопку, на этот раз с изображением буквы «П». На лифте можно спуститься в подвал. Вот вам и шкаф-купе.
Лифт останавливается, и я отпираю замок на двери украденным у мамы ключом. Обстановка в подвале наводит на мысли о том, что мама имеет обыкновение поколачивать маленьких девочек с целью отъема имущества. Пол покрыт розовым ковром. В углу видна голова старой лошади-качалки. К ушам лошадки привязаны воздушные шары, из которых давным-давно вышел газ. Тело лошадки погребено под целой кучей мягких игрушек. В центре комнаты самое заметное место занимает стеллаж со старыми дневниками. Под «стеллажом» я подразумеваю массивное сооружение кубической формы со сторонами длиной примерно метр.
Мама продолжает вести дневник. Она делает записи каждый вечер с семи лет и не выбросила ни один том.
Грудь сжимается от нахлынувших чувств, когда я приближаюсь к стеллажу. Меня волнует не то, что мама может застать меня за чтением дневника. Меня больше беспокоит то, что придется копаться в интимных подробностях ее жизни. К сожалению, то, о чем я хочу узнать, описано в этом объемистом сочинении, а в нем, по правде говоря, полным-полно порнографии. Что тут еще скажешь.
Впрочем, пора браться за работу. Надеваю пару латексных перчаток. К счастью, мама не узнает о том, что кто-то рылся в ее дневниках, а если это случайно и всплывет, мою причастность доказать она никак не сможет. Без перчаток след в форме буквы «X» стал бы неопровержимым доказательством, даже если не принимать во внимание тот факт, что у мамы есть мои отпечатки пальцев.
Томики расставлены в хронологическом порядке. В желудке становится совсем уж нехорошо, когда я осторожно вынимаю дневник, который мама вела семнадцать лет назад. Переплет зеленый и пахнет бензином для зажигалок — похоже, мама в какой-то момент подумывала о том, чтобы сжечь книжку. Это обнадеживает. К счастью, мама старается писать в дневнике разборчиво, чтобы можно было впоследствии перечитывать, и не заполняет обороты листов, что облегчает мою задачу. Листаю страницы, стараясь не читать, и слежу только за датами. В целом мне это удается, но порой глаз цепляется за слова вроде «кожа», «маска» или… «вибратор». Черт! Меня сейчас стошнит. Кровь приливает к лицу, и я краснею, хоть мама никогда и не узнает, что я это читал. Насколько легче было бы жить, если бы мамы уделяли все время выпеканию бисквитов и изготовлению домашних настоек и не занимались сексом. Впрочем, моя мама вообще никогда бисквитов не печет. Нахожу страницу, которой начинается период, соответствующий времени моего зачатия.