Отцова забота
Шрифт:
– Найдём, товарищ председатель, – хмуро и решительно сказала Маша, не глядя на Скворцова.
– Вот и славно. Это по-нашему, по-большевистски… Морозов! Готовы?
– Так точно, – в тон Маше, хмуро бросил лейтенант. – Товарищ председатель! А может, всё-таки…
– Не может! – оборвал его Скворцов. – Всё, хватит время терять! В добрый путь. И возвращайтесь. Пожалуйста.
…Знакомая тропа. Встаёт над лесом утро, ясное, чудесное, мирное. Вот почти такое же, как второго мая, когда окончательно стихли выстрелы в Берлине и младший лейтенант Игорь Матюшин, расписавшись
Засечки остались, никуда не делись, так что нужное место найдётся и без кошки.
– Лешаки смотрят, – вполголоса проговорила Маша, вглядываясь в окружавшую их чащу.
Игорь молча кивнул. Лесная нечисть (или, вернее, нелюдь – особого вреда от леших не было, а порой удавалось и существенной помощи добиться) напряжённо ждала.
– Боятся. Хотя та бестия из болота своего едва ли вылезала.
– Скорее заманивала, – кивнула Маша. – Но нам туда соваться нужды нет. Потерявшихся там нет, это точно. Едва ли они ночью бродили. Скорее пытались на одном месте отсидеться.
– Давай ещё разок по Курчатову пройдёмся. Только уже с поправками на эту тварь болотную.
Обогнув по широкой дуге роковое болото, вышли на старое место. Чёрное кострище, оставшиеся мелкие окопчики. Лейтенант Морозов мрачно велел своим занимать позиции, на Игорево удивление только отрезал, мол, у меня приказ.
Тщательно, не торопясь, ставили защиту. Четыре уровня, всё по учебнику, как положено. Прежде всего надлежало прикрыть милиционеров – как Игорь с Машей и предсказывали, проку от тех не было пока никакого. Магам творить заклятие, а это значит – раскрываться. Тут излишняя защита может даже помешать – как тяжёлые доспехи не помогли псам-рыцарям на льду Чудского озера.
Второй раз Курчатов шёл уже легче, хотя почти бессонная ночь и проведённый обряд над погибшими чародеями не могли не сказываться. Вновь забеспокоилась, забилась болотная тварь, но теперь уже Маша знала, как с ней справляться. Ничего у тебя не получится, прости. Если ты от фашистов осталась, то радуйся, пока мы с тобой не покончили. Если ты наша, от того самого «заступления за черту», то… то прости, но покончить с тобой нам тоже придётся. Потом, как потерявшихся разыщем.
Спираль разматывалась; Игорь, как и прошлой ночью, умело скидывал норовившие захлестнуть Маше шею незримые петли. Болотная тварь притихла, сидела, прижавшись к самому дну, и ни гугу, словно поняв, что дело пахнет керосином.
Обнаружились и лешаки – попрятавшиеся, затаившиеся за кочками и кустами, напряжённо ждущие исхода. Раскручивающееся заклятие словно высветляло весь лес, делая его цвета сепии[3], точно на старой-престарой фотографии. Отыскивалось всякое. Немецкая авиабомба, глубоко ушедшая в болотное дно и до сих пор сочащаяся чужой холодной магией; какой-то идол, додревнее городище, поглощённое жадной топью, – поиск по Курчатову не должен был бы являть ничего подобного, но привычные пределы и ограничения опрокидывались сегодня одно за другим.
Не страшно, страх вытеснен азартом. Машу захлёстывал пьянящий, кружащий голову восторг – от собственного могущества, почти всесилия. Сейчас, вот сейчас, вот ещё чуть-чуточку – и пропавшие наконец проявятся, заклятие сработает, как ему и положено, они выберутся из леса… и всё станет хорошо. Совсем хорошо.
Всё шире и шире захват спирали, Маша словно парит над болотами и чащей, поднимается выше, выше, к самому солнцу. Яркий день, лучи словно пронзают мутную воду трясин, заставляя зло бежать в ужасе, забиваясь в норы и под коряги. Никто не встанет на пути всепобеждающего света, всё недоброе бессильно. Сейчас, сейчас, ещё немного, ещё совсем чуть-чуть…
В золотое солнечное сияние словно ворвалось иссиня-чёрное пушечное ядро, почти как в «Петре Первом». Плавно раскручивающаяся спираль сорвалась, внутри Маши это отозвалось жутким режущим скрипом: железо по стеклу или патефонная иголка, с хрипом и визгом проехавшаяся поперёк грампластинки.
Чернота не допускала до себя её магию. Отталкивала, отпихивала, не давала хода. Там, внизу, за краем болота, за лесной завесой. И она была не одна.
Сознания Маша не потеряла, но ощущения были – словно от сильнейшего удара под дых. Согнувшись в три погибели, она повалилась на влажный мох.
– Маша! Что… – Игорь кинулся к ней. – Петля?! Петля, да?
Это была не петля, но у Маши получалось только хрипеть. Её собственная воля продолжала бороться, удерживая грозившее вот-вот пойти вразнос заклятие поиска.
Яркий день стремительно темнел – словно мраком наливался сам воздух; так бывает, если в стеклянный графин с водой опрокинуть целый пузырёк чернил.
Что-то хрипло не то крикнул, не то каркнул Морозов; один из его людей полоснул очередью по вдруг зашевелившимся кустам, потом ещё и ещё, вмиг расстрелял магазин, с бранью отбросил, лихорадочно пытаясь вставить новый.
Стали стрелять и остальные, без команды, кто куда. Лица белы от ужаса, рты раззявлены в беззвучном крике – а ни Игорь, ни Маша никакого врага не видели.
– Вставай, Рыжая, вставай! Гляди, что творится-то!
По болоту, прямо к ним, струились тёмные ручейки невесть откуда взявшейся жижи, над ними поднимался белый парок. Над болотом пронёсся многоголосый стон, Маша вдруг услыхала беззвучное «бегите!» и тотчас ощутила, как бросились наутёк наблюдавшие за ними лешаки; краем глаза успела заметить метнувшуюся чёрную кошку.
Наступал мрак, наступало ничто, и по сравнению с ним смерть действительно показалась бы просто мирным сном после трудного дня.
Первобытный ужас поднимался с самого дна сознания, память о доисторических временах, когда вот такими вот жуткими заклятиями первомаги расчищали место своим племенам. Расчищали, сами не понимая, чему открывают дорогу.
– Маха! Вместе!..
– Ага! Давай держи, петли все на тебе!
Трещала, ломаясь, их тщательно возведённая защита. Кто-то из морозовских милиционеров упал лицом вниз, обхватив голову руками, отбросив оружие; чернота наступала, всё ближе и ближе, сжал кулаки Игорь, лихорадочно выкрикивая слова формулы, а у Маши страх вдруг прошёл, как и в тот раз, в Померании, когда последний раз довелось переведаться с серьёзным немецким магом.