Отцовская скрипка в футляре (сборник)
Шрифт:
— Капитан Стуков сделал, Игорь Петрович, все для того, чтобы не просто вернуть вам право на встречу с вашей семьей, но и вернуть вам право на свободу, на доброе имя и добрую репутацию. — Денис вынул из папки расчеты Стукова и, как несколько дней назад Чумакову, протянул их Постникову. — Вот математически точное свидетельство вашей невиновности в наезде на Селянина.
На порозовевшем лице Постникова проступили смятение и радость. Когда он взял листок, пальцы его дрогнули.
— А, это те спасительные для меня шесть с половиной минут, о которых рассказывал мне Федор Иннокентьевич. —
— Вы напрасно иронизируете. Это не научный подвиг, а проявление следовательской честности, высокого профессионализма, я бы сказал, следовательской удачливости. Без этих расчетов ваша судьба и судьба всего дела о гибели Селянина могли завершиться иначе.
— Может быть, капитан Стуков и честен, и профессионален, только мне от этого не легче. Какими профессиональными мотивами руководствуется он, когда эти расчеты не доводит до моего сведения и я продолжаю пребывать в незавидном положении подозреваемого без права выехать к месту жительства.
«Следовательно, словоохотливый Чумаков посвятил Постникова лишь в часть нашего разговора. О расследовании лесных дел умолчал». Отметив про себя, что обстоятельство это, правда, опять косвенно, свидетельствует против Чумакова, Денис сказал:
— Напрасно вы сетуете на Стукова. Выезда из Таежногорска не разрешали вам по моему настоянию. В ходе доследования обстоятельств гибели Селянина нас заинтересовала торговля лесом, которую вела Таежногорская ПМК со среднеазиатскими колхозами. Установлена и частично обезврежена группа расхитителей.
— Прикажете понимать вас в том смысле, — убито сказал Постников, — что я имею честь принадлежать к этой группе?
— А как вы полагаете, положа руку на сердце?
— Ну, если положа руку на сердце, позвольте еще вопрос.
— Задавайте.
— Лида Круглова тоже обезврежена?
— Да. Но почему вы сразу заговорили об этой женщине?
Постников с опаской взглянул на Дениса, прикидывал в уме: какой новой бедой обернется его откровенность.
— Во-первых, все знали, что лес в ПМК закупает Круглова, во-вторых, хотя это грозит моему семейному очагу, я любил эту женщину. В-третьих, у меня есть основания думать, что Лидия Ивановна не простила мне разрыва с ней и в отместку за мою скорую женитьбу оговорит меня в чем угодно. Не знаю, как на ваш взгляд, но есть достоверное свидетельство моей непричастности к махинациям, если они были, конечно. Любящий мужчина никогда не разменяет своих чувств на денежные, тем более с любимой женщиной.
— В общем-то, логично, — подбодрил Постникова Денис. — Хотя в жизни бывают всякие аномалии… Но вы напрасно не доверяете вашей бывшей подруге. Она встала за вас стенай.
— Спасибо ей за правдивость, — облегченно вздохнул Постников. — Но есть более авторитетное мнение обо мне. Спросите Федора Иннокентьевича Чумакова. Он подтвердит, что помогал Кругловой в грузовых операциях я лишь по его просьбам, в интересах ПМК, и, естественно, не имел ни малейшей корысти. Тому, что скажет обо мне Федор Иннокентьевич, можно верить.
Скрывая удовлетворение поворотом беседы, Денис сказал не без иронии:
— В таком
Лицо Постникова стало изжелта-бледным. В глазах проступил ужас:
— Так показал Федор Иннокентьевич?
— А кто же еще? — стараясь внушить хотя бы толику спокойствия Постникову, сказал Денис. — Именно Федор Иннокентьевич, сидя на том же стуле, на котором вы сидите сейчас.
Постников вскочил, словно ему стало нестерпимо сидеть на стуле, на котором недавно сидел Чумаков и оговаривал его, своего любимца, в преступлениях немыслимых, никогда им не совершенных. Постников налил из графина стакан воды, залпом осушил его и сказал запальчиво:
— Как же так? Федор Иннокентьевич?! Ведь заготовил приказ о назначении меня главным инженером!.. И это «вопреки его письменному запрещению» да еще не бескорыстно?! — Постников уселся напротив Дениса на другой стул и заговорил спокойнее: — Действительно, Чумаков отдал письменное распоряжение не отвлекать ни одной машины или другого какого-нибудь механизма и ни одного человека для непроизводственных нужд. Но месяца через два-три Чумаков вызвал меня к себе и сказал, что у него есть личная просьба: в нерабочее время в интересах ПМК оказать содействие Кругловой в транспортировке леса до станции. Естественно, я не мог ослушаться и стал договариваться с подчиненными, чтобы они за отдельную плату выполняли работу для Кругловой. Потом Чумаков несколько раз повторял эту просьбу. Ссылался на то, что из среднеазиатских колхозов в порядке шефства поступают овощи и фрукты.
— А лично Чумаков присутствовал при погрузочных операциях?
— Нет, он был очень занят. Припоминаю единственный раз. Приехали мы по производственным надобностям с Чумаковым в Красный лог. А там Круглова чуть не плачет: остановилась погрузка леса из-за отсутствия троса. Она к Чумакову. Тот отказал, но потом велел мне выдать ей трос. Только оформить отдельным счетом.
— Вы, Игорь Петрович, хорошо помните, что это происходило именно в Красном логу?
— Хорошо. В Красном логу техника была в тот момент сконцентрирована.
— Какой лес грузили там — деловую древесину или дровяник?
— Из Красного лога грузили только сосновые и даже кедровые бревна. Строевой лес…
— Мне хочется возвратить вас к событиям того вечера, когда погиб Селянин. Почему на первом допросе вы скрывали, что ехали с Кругловой по той дороге?
Постников сказал, как бы преодолев что-то в себе:
— Так советовал мне Чумаков. Я считал: из симпатии ко мне.
— Не можете припомнить, кого встретили на шоссе?
— Шел навстречу Селянин возле самого ДОЗа. Лидия потом твердила о каком-то краешке вины. Я видел вину в том, что мы не взяли Селянина в кабину. Наверное, он бы остался жив.