Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры
Шрифт:
Когда я перестал глазеть на бесстыжие столбы, то сразу почувствовал – за мной внимательно наблюдают. Это быстро перевело мои нервы в состояние натянутых до предела струн. А потом кто-то метнулся за тростниковой перегородкой. Я вздрогнул и, подхватив ближайший ассегай, швырнул его в тень, мелькающую за тростником. Ну, здравствуй, Грамматиков, и прощай. Копье легко пробило шаткую преграду, а следом уже я разнес ее в клочья своим корпусом.
В соседнем помещении было сумрачно, но и сумрака хватало, чтобы различить фольклорное убранство – огромные глиняные сосуды и висящие рыболовные снасти. А также стоящего передо
– Вы кто? – спросил я у своего визави, наверное, чтобы заполнить паузу.
– Я здесь живу, – также бесхитростно отозвался он. Грамматиков, не иначе.
Хозяин виллы не стал дожидаться, пока незваный гость, дозрев, вцепится ему в глотку, и сделал выпад ассегаем.
Цепочка рефлексий оборвалась, мое тело приступило к активным действиям помимо меня.
Отпрыгнув в сторону, Негр перехватил сбоку ассегай и, опираясь на него, двинул хозяина ногой в грудь. Грамматиков, отлетев в сторону, выпустил оружие, потом обернулся и резво побежал к выходу, прикрытому тростниковой занавеской.
Негр швырнул вдогонку ассегай. Попадание в яблочко! Копье застряло у хозяина между лопаток, но... тот драпал себе, как ни в чем не бывало.
Киллерская капсула, сдавленная под моим ногтем, выбросила кусари.
В луче солетты, внезапно заглянувшем в помещение, я увидел несколько искорок на пути от Негра к Грамматикову. А виртуок показал во всей красе, как кусари захлестывает шею Грамматикова, моментально перерезая плоть, позвонки и сосуды.
Я еще подумал, что убивать – это не так уж сложно. Голова Грамматикова соскользнула по срезу, потом упала на пол и даже эффектно прокатилась в сторону выхода.
– Вы совершили жестокое убийство. Человек не может жить без головы...
Обличительная речь завершилась шипением воздуха, выходящим из порванной трубки.
Это всего лишь техманн хозяина виллы.
– И если бы я был человеком, то безусловно бы погиб! – донеслось откуда-то с пола.
Рука техманна легко загнулась ему за спину и, вытащив ассегай из пробоины, бросила его в меня.
Негр резко наклонил голову вправо, и зулусское копье, просвистев около уха, поразило эбенового божка.
– Зря ты обидел богов, – сказал Негр голосом оскорбленного жреца.
Я видел, что техманн атакует, а Негр в перескоке уходит от атаки. Все происходящее было странной смесью моих ощущений и не-моих действий. Негр упал на руки, его лицо застыло в тридцати сантиметрах от циновки, пахнущей травой и морскими водорослями. Нога техманна рассекла воздух над макушкой Негра, словно заточенный конек фигуриста.
Негр удачно воспользовался миллисекундной паузой, которая нужна была безголовому «фигуристу», чтобы вернуться в позицию для следующего удара.
Я не без удивления и, прямо скажем, с гордостью наблюдал за чередой стремительных действий Негра. Удар врагу в бок – слышен хруст; пинок коленом во вражеский живот – доносится хлюпанье. Но когда Негр должен был влепить свой локоть в грудь техманна, тот поднырнул под атакующую руку и сыграл роль рычага. Получив мощный толчок, Негр вылетел в окно.
Если точнее, вылетел я, эффект отчуждения уже пропал.
В фильмах положительный герой вылетает в открытое пространство в режиме «временной лупы» – для пущей красоты в нимбе из сияющих осколков стекла. Осколки, конечно, не причиняют герою никакого вреда, словно тот сделан из гранита.
Я, очевидно, не был таким уж положительным героем. Окно под натиском моего летящего тела лопнуло, резанув в районе шеи и правой руки. И едва я плюхнулся в лагуну, меня подхватило искусственное течение – поток управляемой магнитной жидкости понес мое тело прочь от виллы.
Все закономерно, незваный гость получил заслуженный пинок под зад. Из потока не вырваться. Жидкость, мало похожая на воду, была трясинно-вязкой. Кровь, вытекающая из раненой руки, не растворялась, а чертила трассу, состоящую из красных шариков. Я лишь старался не утонуть. Это было все сложнее, поток ускорялся и вскоре стал заливать меня с головой. При такой динамике я удержусь на плаву едва ли еще пять минут. Однако и пяти минут у меня в запасе не было...
Марево рассеялось и передо мной вздыбилась огромная волна, настоящее цунами. Вот она уже надо мной. Но меня не захлестнуло, а потащило вверх.
Несколько секунд шарики-ролики в моей голове перенастраивались. Никакая это не волна – на искусственных космических телах сразу ничего не поймешь, – просто я доплыл до края таитянской «сковородки», который вздымался под углом в сорок пять градусов к плоскости лагуны. Еще одна скоротечная перестройка мозгов, и край стал для меня горизонталью, а вот сзади поднялась водяная стена, на которую лучше не смотреть, а то обделаться можно – так представлялась теперь таитянская лагуна.
Вперед смотреть тоже страшно, там конец сковородкообразного мира. Совсем, как на миниатюре из средневековой книжки. На самом краю – алмазный кристалл небосвода, за ним бездна, в которой плавают звезды, похожие на глаза глубоководных хищников.
Вместе со мной на край мира плывет всякий мусор, начиная от обрывков туалетной анимэ-бумаги и кончая кусками пленочных дисплеев, которые все еще показывают рекламные мультяшки. Над головой жужжат то ли мухи-мутанты, то ли роботы-инсектоиды.
Я думал, сейчас врежусь башкой в небосвод, я уже видел на этой алмазной стене свое отражение, поэтому вытянул руки вперед. Но отражение исчезло, а в небосводе раскрылся люк – и я вместе с мусором оказался в шлюзе, в промежуточном пространстве между жизнью и смертью. Уютная теплая емкость острова осталась позади...
Давление начинает падать. Боль, расширяясь, выходит из глубины груди. Наверное, у меня есть несколько секунд на то, чтобы вспомнить свою биографию, если не всю, так что-нибудь особенно хорошее. Однако все хорошее – даже утехи с юными девами Машей и Мариной – словно уже не имеет никакого отношения ко мне.
Быстро отекают, превращаясь в бутылки, мои руки и ноги; набухают, приготовившись разорваться, легкие. Еще немного и боль наполнит меня всего, а потом разнесет мое тело, как газетную бумагу.