Отгадай или умри
Шрифт:
Заказчик никогда не назначал свидание в одном и том же месте. Вначале был звонок, скорее всего c телефона-автомата. Ссылка на старого друга – подельника, почившего в лагерях от туберкулеза. Предложение встретиться вот как раз здесь, на этой скамейке. Голос явно искажен. На свидание никто не пришел. Седой собирался было уйти, но из-за широкого ствола старой сосны аккурат возле скамейки вдруг донесся голос, приглушенный, видимо, ладонью возле рта: команда не оглядываться, слушать внимательно и запоминать с лету. Сказанное было повторено еще раз, слово в слово. Седой цепко схватил устную информацию, со второго раза закрепил.
Следующая встреча случилась в Подольске. Тихий закуток за гаражами. Гонорар копейка в копейку под листом железа у заброшенного ржавого бокса. Очень хороший гонорар. Новое задание.
Седой приобнял помрачневшего Шурика за плечи, похлопал дружески.
– Ладно, братан, кончай нюни, получай бабульки, давай по маленькой за успех и разбежались.
Седой огляделся, хотя и знал, что в этот час вряд ли кто забредет в их укромный парковый уголок, сунул Шурику доллары, перетянутые резиночкой для волос. Тот, не считая, сунул их во внутренний карман куртки. Седой извлек из другого кармана бутылку коньяка и два пластиковых складных стаканчика. Это была традиция.
Седой налил Шурику и поймал его настороженный, колкий взгляд.
– Ты чо на меня зыркаешь? – Седой добродушно улыбнулся и, взяв бутылку за дно, слегка приподнял ее на уровень глаз, словно рассматривая содержимое на просвет. – Совсем параноиком заделался? Вон, блин, цианистый калий кусочками плавает. Сейчас жахнем за дружбу и вместе к отцу небесному за грехи наши тяжкие.
С этими словами, все так же улыбаясь, Седой налил себе и другу до краев, чокнулся с Лысым, продолжавшим глядеть на него с нескрываемым недоверием, и глотнул, смачно крякнув. Лысый сделал паузу, словно хотел убедиться, что глоток настоящий, и коньяк необратимо проник в организм напарника. Потом опомнился, подумал про себя, что, мол, совсем с катушек съехал – Толика подозревать, и тоже выпил одним глотком, громко выдохнув терпкий коньячный дух. Посидел несколько секунд, глядя на макушки деревьев, протянул пустой стаканчик корешу с намерением выпить по второй, но рука вдруг резко занемела, пропали ноги, помутилось в глазах, и последним взором, полным дикого недоумения, он попытался поймать взгляд Толика. Но тот смотрел себе под ноги. Он не хотел этого видеть. Ему было стыдно.
Когда тело Лысого стало заваливаться вперед, Толик подхватил обмякшего напарника, прислонил к спинке скамеечки, надвинул на его лоб, мгновенно покрывшийся испариной, свою серую кепку с мягким коротким козырьком, надел перчатки и вытащил из его карманов деньги, паспорт, ключи – все… Потом нащупал выпуклость на донце коньячной бутылки, нажал на нее от греха, чтобы хитрый, невидимый глазу механизм вернулся в прежнее положение. Он не знал, как устроена эта шпионская секретная разработка, какими джеймсы бонды отправляли врагов своих на небеса, но ему было наплевать. Он встал и быстро двинулся по тропинке в направлении к выходу из парка, ощущая мерзкий осадок на душе. Мерзкий, но не столь смертельный, как в этой бутылочке, с помощью которой он выполнил самое хитрое и коварное из убийств, когда-либо им совершавшихся.
Глава 11
Попался?
«Важняк» Тополянский ехал на службу и размышлял. Настроение было прескверным.
Он не мог держать Фогеля на конспиративной квартире до морковкина заговения. Он уже и так сильно подставлялся, находя для начальства сомнительные аргументы. Следствие никуда не двигалось. Новые данные экспертиз, проверки биографии жертв, круга знакомых, обстоятельств, предшествовавших преступлениям, бесконечные повторные опросы возможных свидетелей и родственников, наконец, экспертизы компьютеров, составивших роковую цепочку от квартиры кроссвордиста до редакционного сервера, ничего не дали. Только умножили число вопросов, на которые с рациональной точки зрения ответить было невозможно. Ну, например, зачем убили Проничкина? Бедный, безобидный компьютерщик что-то там смутное нарыл в процессоре Фогеля. Ничего определенного – так, догадки. Какую опасность представлял он для убийц или убийцы? Но уж коль возникла потребность
Вадику поручено было то, что могло реально дать хоть какую-то зацепку: «реквизит» мест преступлений. На водку надежд никаких – это было понятно сразу. Бутылки, судя по маркировкам и акцизным маркам, куплены были в Москве. Популярная дешевая «Добрыня» продавалась сотнями, тысячами бутылок во множестве торговых точек. Но даже если бы всего в нескольких – что толку? Чьи фотографии или фотороботы демонстрировать продавцам? Кажется, впервые за много лет у Тополянского за неделю следствия не было ни единого описания предполагаемого убийцы, ни одного подозреваемого, ни одного, даже малодостоверного свидетельства.
Интересней оказалось с гранеными стаканами. Экспертиза показала, что водку в них не наливали. Жертв поили варварски – из горла. Зачем они там стояли, для какого такого антуража – непонятно. Но вот что примечательно: людям Тополянского не удалось обнаружить в магазинах и на складах Москвы стаканы именно такой формы, размера и именно с таким штампом-артикулом на дне. Они представляли собой что-то среднее между стаканами и штофами о двенадцати гранях. На старейшем стеклозаводе в Сокольниках, ныне ОАО, нашелся мастер участка глубоко пенсионного возраста, который припомнил, что такие выпускались у них лет сорок назад. Архивы сгорели. Тополянский не дал добро на поиски по всем стеклопроизводствам города, тем более страны, резонно полагая, что и там давно уже все сожгли или выкинули, а если даже и нашлось бы что-то в старых товарных книгах и накладных, двигаться дальше все равно некуда. Ну выпускали – дальше что? Однако сам факт любопытен. Убийцы могли купить стандартные стаканы из миллионных партий, и никаких проблем. Но взяли у кого-то из «архива» именно такие. Старые, с едва различимой желтинкой на просвет стекла, хотя, как показала экспертиза, мыли их тщательно «перед неупотреблением».
Энциклопедические словари тоже почти ничего не добавляли к делу. Кроме одной детали: они приобретались после января нынешнего года, поскольку все были четырнадцатого издания, исправленного и дополненного, поступившего в продажу аккурат в феврале. Это позволяло с определенной долей уверенности заключить, что план «убийств с антуражем» задуман был в период с февраля по апрель.
Об огурцах и говорить нечего. Болгарский сорт из банки. Маринованные. Поставки бесконечны и неисчислимы.
И наконец – валенки. Здесь наметился крошечный просвет. Не просвет даже – проблеск. Дотошный Вадик нашел спеца по валенкам на небольшой частной фабричке под Подольском. Этот старик, Никитич кажется, был живее всех живых, знал о валянии валенок все, что только можно было постичь за полвека практической работы, да к тому же, по счастью, имел давнее хобби – собирал валенки всяких кроев и типов, свалянные по разным уголкам Руси, от довоенных до новодела. Никитич заявил, что предъявленные ему обрезки не так давно были новыми валенками сибирской катки, точнее – алтайской, а еще точнее – барнаульской. Знает он про эту фабрику, видал ее образцы, один имеет в коллекции.
Вадик дозвонился в Барнаул, поговорил с технологом фабрики, с отделом поставок. Выяснился московский оптовый покупатель – ООО «Уют». Последняя партия была в декабре, пять тысяч пар. Вадик туда. И наконец повезло. Вадику, а не «Уюту». У этого ООО именно под Новый год возникла проблема. Нагрянули налоговики, жадные до дрожи в преддверии новогодних праздников и расходов. Об откате не сговорились, и обозленные блюстители государственных интересов закрыли и опечатали склад. К этому моменту «Уют» успел сбросить на продажу лишь одну небольшую партию. Сто пар ушло в магазин «Рабочая одежда» в Мневниках. Вадик туда. Разумеется, все продано. Искомого 44-го размера реализовано было десять пар. 26 декабря в товарной книге запись: сразу все десять ушли, именно 44-го размера.