Отголоски прошлого
Шрифт:
— Мадам, могу я попросить не сминать и не поливать слезами мой камзол?.. Его только вчера выстирали и отутюжили… — придя в себя и негромко прокашлявшись, попросил доктор. Он ведь не мог прямым текстом заявить, что обниматься с графиней ему не очень-то приятно…
— Ах да, конечно. Прошу прощения, — Селина словно очнулась ото сна, встрепенулась и выровняла спину. А пока она разглядывала себя в зеркальце и промакивала кружевным платочком покрасневшие глаза, Ларри молча встал с дивана, одернул жилетку и камзол и, все так же не проронив больше ни слова, направился к выходу. — Доктор Траинен! — окликнула его женщина. —
— Ваша милость, сделайте мне одолжение — оставьте свои деньги, а вернее, даже деньги вашего мужа, при себе. Что хотел — то я уже сделал. Мне от вас ничего не надо и никогда не потребуется, и больше вы меня не увидите, это я вам обещаю. Провожать меня не нужно, я помню, где выход, — и дверь за ним навсегда захлопнулась.
Говорят, что все сказки должны заканчиваться счастливо. Как истинный естествоиспытатель, я это утверждение проверил на личном опыте и опроверг. Хотя если под конец приключения в живых остается хотя бы один его участник, который потом сможет поведать о нем миру, можно ли это считать таким уж беспросветным несчастьем?.. Сложно сказать…
Я даже не могу с уверенностью ответить, зачем я пересказываю сейчас эту историю. Явно не ради грошей, которые готов заплатить мне за нее издатель как за очередной развлекательный романчик, ведь я уже умудрился получить столько денег, сколько раньше никогда в жизни не видел и даже в мечтах представить себе не мог. Не для того, чтобы мальчишки забрасывали учебники по математике и геометрии, предпочитая им мою книгу (литературную ценность которой я сам ставлю под сомнение), и ни в коем случае не для того, чтобы выжать слезу из особо впечатлительных и сентиментальных юных дев. К славе я не стремлюсь, да и не заслуживает ее скромный сказитель, биограф, который лучше всего умеет описывать жизнь настоящих героев, среди которых ему посчастливилось оказаться, который достойней описывает приключения, чем переживает их… Наверное, мне просто было не с кем об этом поговорить. Но, помимо этого сугубо эгоистичного мотива, я искренне надеюсь, что кому-то мой рассказ может оказаться чем-то близким и полезным, затронуть какие-то душевные струны, возможно, даже научить чему-то… Например, ценить окружающих людей, друзей и любимых так, словно каждый день в вашей жизни может оказаться последним. Не оставлять неоконченных дел и недосказанных слов, которые бы вы не хотели унести в вечность, где уже нет места ни чувствам, ни времени… Мда, в мыслях это казалось таким философски-нравоучительным, а на деле прозвучало так банально, что аж скулы сводит. А еще не стоит забывать о том, что за все в этой жизни приходится платить, и зачастую эта плата взымается в самом неожиданном эквиваленте. Так что, прежде чем затеять какое-то предприятие, стоит тридцать раз подумать, окажется ли оно вам по карману. И, прежде чем во что-то влезть…нужно поразмыслить над тем, как потом оттуда выбираться. Ведь это только сколопендры задом наперед бегать умеют…
Это путешествие было, без преувеличения, самым восхитительным и ужасным в моей жизни, самым увлекательным и бессмысленным лично для меня. Будь у меня волшебные часы, я бы охотно воспользовался ими и отмотал бы время вспять, чтобы никогда в нем не участвовать. Но сделанного не воротишь, и я, наверное, должен быть благодарен судьбе за то, что вообще остался жив, да еще и «бесценного опыта» вдобавок набрался. Но что-то я, честно говоря, не чувствую себя особо признательным…такой вот я неблагодарный негодяй. Я получил все то, о чем другие могут только мечтать, но отдал за это такую плату, которой никому не пожелаю.
Я наивно надеялся, что это станет последним нашим опасным приключением… Оно и стало, правда, совсем не в том смысле, на который я рассчитывал. Нужно быть осторожнее со своими желаниями, они имеют свойство сбываться, и иногда даже чересчур буквально… И все из-за какого-то давно мертвого беспринципного пирата, готового продать душу, и необязательно свою, ради призрачного счастья.
У нас же было все, что нужно для счастья материального, вполне осязаемого…а потом этого всего резко не стало. Я остался один в пустоте. Не было ни могильной ямы, в которую можно было бы прыгнуть вслед за гробом, обезумев от горя и доводя тем самым до предела трагичность момента… Ни надгробия, на котором было бы высечено такое милое…знаменитое в определенных кругах…имя и даты жизни, которые можно было бы каждый год отмечать, предаваясь воспоминаниям… Ни памятника, который, как бы ни старался мастер, не смог бы отразить всей красоты оригинала… Хотя ей бы это, наверное, и не пришлось бы по душе. Она бы только посмеялась над возможностью иметь постамент, на который будут гадить голуби, и к которому будут возлагаться такие непрактичные «веники» из ее любимых цветов.
Мне не в новинку сталкиваться лицом к лицу со смертью, но к такому, как оказалось, невозможно себя морально подготовить. Словно бы человек был, и тут вдруг его внезапно стерли со страниц жизни, без классического смертного одра, без последних слов и трогательного прощания… Нет даже тех, кому можно было бы мстить. Не станешь же стрелять по морю из пушки, не выйдешь на безлюдный берег, чтобы в исступлении пинать и проклинать на чем свет стоит волны прибоя, которые даже не посмеются над твоими действиями, а просто не ощутят их. Остается полагаться разве что на высшие силы…ведь если силы злые и коварные оказались вполне реальны, то для равновесия с ними должны существовать и добрые и справедливые. Можно грозить кулаком в небо, надеясь на то, что там кто-то есть, и кричать: «Эй, крутите свою шарманку обратно, только верните мне Ее!». Но они не вернут. Так что пора бы с этим и смириться…
Нельзя жить прошлым, чтить память — нужно. Но боюсь, что и с этим у меня будут проблемы. Последняя воля, которую возложили на мои плечи, к сожалению, оказалась для меня непосильной, и вряд ли я смогу дать новую жизнь кораблю, который насквозь пропитан духом прошлого. Конечно, любой, даже самый добропорядочный и респектабельный на вид джентльмен может где-то в глубине души оказаться бунтарем и авантюристом… Но запас моих пороховниц уже, кажется, исчерпан. И, клянусь, больше ни одна сила на свете не в состоянии будет снова вытащить меня в море. Засим же откланиваюсь. Ваш, смею надеяться, верный друг и покорный слуга,
Лауритц Траинен, бывший судовой врач «Золотой Сколопендры».
Донецк, ноябрь 2013 г.