Откат к "заводским настройкам"
Шрифт:
— Лайдно, — произнес я, — завязывает с этой философией! Так мы купаться пойдем?
— А то! — в один голос закричали пацаны, которые тоже еще не были на море.
— Леня, где тут искупаться можно? — спросил я нашего старшего товарища.
— Да рядом, — произнес он, — хотя бы в Спортивной гавани.
— А то, что у нас плавок нет, никого не смущает? — произнес Леньчик.
— Да пофиг! — отмахнулся Патлас. — Мне и в семейках нормуль.
Сказано — сделано, и мы пошли в сторону моря. Идти действительно оказалось недалеко: мы дошли до Ленинской и свернули в противоположную от площади Борцов за власть Советов строну. Попялившись по
— Поныряем? — обрадовано потер руки Патлас.
— А с десяти метров не слабо? — ехидн усмехнувшись, подначил моего другана Леня.
Патлас взглянул на высокую площадку, и отрицательно мотнул головой, признавая свою несостоятельность:
— Слабо…
— Ладно, фраера, смотрите, как настоящие пацаны это делают! — Он быстро скинул с себя одежду, оставшись семейных труселях в красный горох. Вытащив из дырочки резинку, на которой и держалось это яркое чудо советской легкой промышленности, Леня натянул её, насколько это было возможно, и перехватил узелком. Пощелкав затянутой резинкой, он недовольно поморщился.
— Боишься, что слетят? — спросил я его.
— Стопудово слетят, — согласился Леня с моим предположением. — Были бы плавки — не было б проблем! Ладно, смотрите, босяки! — вальяжно произнес он, неторопливо направляясь к вышке. — Второй раз показывать не буду.
Мы во все глаза наблюдали за тем, как он поднимается по лесенке все выше и выше, пока не достиг самой верхней, десятиметровой площадки.
— Блин, — неожиданно произнес Леньчик, — так и убиться недолго…
— Не каркай! — шикнул на него Патлас, а Леня уже подошел к краю площадки и поднял руки.
— Твою мать! — прошептал Патлас, наблюдающий за Леней, задрав голову. — Не, я так бы не смог…
— Так те же пох — все равно умирать молодым, — не удержался я от подколки. — Знаешь, какой яркой кажется жизнь с такой-то высоты?
— Да я то готов… молодым… только как-нибудь по-другому…
— Вот они, двойные стандарты! — хохотнул я, а Леня тем временем оттолкнулся от площадки и ласточкой полетел к стремительно приближающейся воде.
Бах и он уже вонзился в водную гладь, оставив на поверхности лишь пузыри и свои трусиля в крупный и красный горох.
— Здорово! — Одновременно выдохнули мы.
— Леня! Красава! — заорал Патлас, когда наш Владивостокский приятель показался на поверхности, вылавливая слетевшие труселя.
— Чего стоите, утырки? — заорал он, размахивая ими, словно флагом. — Водичка — парное молоко! Сигайте сюда!
Мы наперегонки помчались по пирсу к вышке, и только Леньчик, не спеша, отправился к воде по берегу.
— Хе-хе! — подняв кучу брызг, Алеха, первым из нас, спрыгнул с самой маленькой платформы.
Я взобрался на среднюю, и, постояв немного на краю, тоже сиганул в спокойную лазурную воду. Водичка оказалась выше всяких похвал — в меру прогретой, но освежающей. В общем — полное наслаждение. Мы плескались,
Мы болтались на море практически до самого вечера, ни о чем особо не беспокоясь. Однако, по прошествии нескольких часов проведенных пол «ласковым» солнышком, наши, не привычные к морскому отдыху организмы, огорошили нас неприятным сюрпризом — мы напрочь обгорели. Леня, совсем чуть-чуть, я — терпимо, а вот Алеха с Леньчиком — до малинового оттенка. Особенно наш белобрысый толстячок, что провел на берегу дольше нас всех.
— Да-а-а, — почесал затылок Леня, оглядывая наши покрасневшие тушки, — как-то я об этом не подумал… Пипец вам, пацаны! Давайте-ка, валите домой… Ключи знаете, где лежат.
— А ты? — спросил Патлас, аккуратненько одеваясь, чтобы не тревожить саднившую кожу.
— А я к товарищу одному заскочить хочу, — ответил Леня, — денег у него перехватить. Он тут недалеко обитает — на Эгершельде. А если с деньгами и у него напряг, может чего присоветует — пацан суетной, с подвязками…
— Может, с тобой сходить? — предложил я. — Вместе повеселее будет.
— А сам как? — спросил он, намекая на солнечные ожоги.
— Да в поряде… вроде… — ответил я, прикасаясь ладонями к покрасневшим плечам.
Боли не было, да и по сравнению с друзьями я выглядел почти «огурцом».
— Тогда погнали, — согласно кивнул Леня. — А вы — топайте взад. Там в холодильнике у меня есть банка с остатками сметаны. Сметана правда пропала, но чтобы намазаться, думаю, сойдет.
Мы разошлись: Леньчик с Патласом потопали обратно, а мы с Леней пошли по прибрежной полосе в сторону виднеющихся вдалеке жилых домов.
— А где это — Эгершельд? — полюбопытствовал я.
— Да вон впереди, — указал пальцем Леня. — Одно из названий неофициальных районов города, на самом деле Эгершельд — часть Фрунзенского района, — проветил он меня. Но тут уж так принято. Так же как Чуркин и Тихая в Первомайском, по названию мыса и бухты. Привыкай! — по-дружески хлопнул он меня по плечу, заставив поморщиться. Хоть и не очень сильно я обгорел, но по коже воспаленной коже стянутой высохшей соленой морской водой слово наждачкой прошлись. — Блин, Серый, звиняй! — опомнился Леня, увидев мое страдальческое лицо. — Забыл, прям как дятел, что ты сгорел! — произнес он, поспешно одернув руку.
— Да нормально все! Слушай, а че за пацан, к которому идем? — спросил я.
— Колян-то? Нормальный поцик, — ответил Леня. — Бывший художник, даже в каком-то там институте искусств учился…
— А почему бывший? — уточнил я. — Во-первых, так и не доучился, — загнул один палец Леня, — а во-вторых: после кичи чей-то разонравилось ему картины малевать. Да и на нормальную работу после отсидки не берут, и в институте не восстанавливают. Мне ли не знать?
— Так он тоже сидел?
— Да. Мы с ним на зоне и познакомились. Корешились, помогали друг другу, чем могли. Там ведь отморозков немеряно, хоть и кичатся, падлы, что по «закону». А тот закон, что «родной», что «воровской» — шо дышло… Колька-то раньше моего откинулся, но и про меня не забыл — грев кидал, навещал, когда мог. А уж после зоны мы с ним частенько встречаемся, а если и подвернется где денюжку по-быстрому срубить — мутки разные вместе мутим.