Отказ не принимается
Шрифт:
Мне даже смотреть на него не хочется.
Он всерьез так думает или просто хочет задеть посильнее? Так я тоже могу.
– Не факт. Раз уж с первым мужчиной мне не повезло, может, кто-то из них исправит ситуацию, – вырывается у меня.
– Что? Первый? Не смеши. Ври да не завирайся. Я, конечно, мог не почувствовать, но наличие сына говорит, что дело не во мне. Еще скажи, что я тебя изнасиловал.
– О, нет! Но я пожалела, что пошла на это.
Щека Виктора нервно дергается, и в одно мгновение он оказывается рядом со мной.
– Пожалела, говоришь? –
– Уберите руки, – толкаю его я. – За мной приехало такси.
И я выбегаю из этой чертовой спальне. Несусь к Тимошке. Слава богу, нам нужно только курточку, шапочку и ботиночки. Из-за того, что нас забирал Воронцов, мы не утеплялись в комбез. Так что, несмотря на протесты ребенка, мне удается собрать его в кратчайшие сроки. А вот сама я в прихожей замираю.
Даже трогать не хочу чертову шубу.
Ну не умру же я от воспаления легких за три минуты от подъезда до такси?
И еще…
Я с трудом, но расстегиваю тугой замочек колье и оставляю его ключнице под зеркалом.
Вот теперь все.
Глава 60
Я яростно стираю тушь.
Тру ватным диском так, что становится больно.
Но глаза печет от непролитых слез, а Воронцов моих слез недостоин.
И пока мне удается не разреветься.
Я себя уговариваю, что ничего такого не произошло.
Ничего, чего я не могла бы ожидать от Виктора.
Я уже поняла, какое место в его жизни занимают женщины. Твой день – суббота, и все такое. И он в своей позиции непробиваем.
Человек-топор.
Воронцов же мне еще названивал, пока я ехала в такси, но я наконец сделала то, что должна была сделать с самого начала. Заблокировала его. Отправила в черный список.
Подаренное платье висит на вешалке, вызывая горечь. Действительно наряд «Золушки».
Только вот я не осталась у разбитой тыквы.
Ничего в моей жизни не поменялось. Не из-за чего устраивать драму.
Мама выслушивает Тимкины восторги по поводу сегодняшних детских развлечений и меня ни о чем не спрашивает, хотя ей одного взгляда на мое лицо стало понятно, что я не в порядке.
Вот зачем он так?
Воронцову в жизни не хватает игр и адреналина?
Это подло.
Пока Виктор честно говорил, что его интересует только постель, я держалась. Но в ход пошли намеки на чувства. «Ты мне нужна».
И я купилась. Дура.
Нужно стать такой же циничной как он. Так что спасибо Воронцову за секс-просвет, и на этом наши дороги расходятся.
Одинокая слезинка все-таки скатывается по щеке.
Пытаюсь призвать себя к спокойствию. Все, что нас не убивает, и тому подобное. Мир не рухнул. Это просто первый неудачный опыт, теперь я буду умнее.
И вдруг сердце пропускает удар.
Вспоминаю, как созналась, что Виктор был моим первым, и в груди холодеет.
Он же ведь мне не поверил, правда?
Это, конечно, больно, но так лучше.
Иначе возникли бы вопросы откуда взялся Тимка. А там еще этот пугающий Раевский кружит. Как вспомню синий
Может, я предвзята, но ощущение, что и Егор, и Виктор из одной кудели. А значит, из породы носорогов.
Нет. Все, что ни делается, к лучшему.
Я переживу. Зато и Тимка со мной останется и не привяжется к человеку, который в любой момент променяет нас на другую игрушку. Да и Тиль ко мне привыкать не стоит. Уж больно лихо Воронцов водит женщин в дом, где живет его дочь. Ему удобно, не спорю, но вряд ли это сформирует у Эстель нормальное отношение к семейной жизни.
Вроде бы все решения приняты, обычно у меня это вызывает прилив энергии, но не сегодня. Чувствую себя так, будто не провела несколько часов на празднике, а вагоны разгружала. И спать я отправляюсь даже раньше Тимошки, у которого открывается второе дыхание, несмотря на часто моргающие глаза. Мама берет ребенка на себя, и я заваливаюсь спать. Боюсь, что опять буду думать о Воронцове, но, кажется, моя лампочка перегорела. Организм не выдерживает накала, и я проваливаюсь в сон, как в кроличью нору, стоит мне только опустить голову на подушку.
А утром жизнь возвращается в прежнее русло.
Последнее, что напоминает мне о «приключениях», я запаковываю обратно в коробку. Это платье не только не для меня, на нем словно остался флер обиды.
И по дороге в детский сад мы с Тимошкой заглядываем на почту.
Пусть Виктор сам носит свой наряд. Украшается бриллиантами. И лежит на шубе.
А я, оставив Тимошку на попечение воспитательницы, наконец забираю свои сапоги из ремонта. Когда сапожник достает с полки мою обувь, я вижу на ней тонкий слой пыли. Просто рука-лицо.
Весь день я, как заведенная, рассылаю резюме и собираюсь с духом, чтобы пойти на старую работу забрать наконец свою трудовую и, чем черт не шутит, получить наконец расчет, если мне что-то полагается.
Однако, когда я звоню в парфюмерный, Геннадий сухо сообщает, что мои документы переданы в отдел кадров подразделения, куда меня перевели.
Я немного теряюсь, потому что переводили-то меня на другую должность в магазине, да и тот перевод я не подписала. Оказывается, в тот день, когда я приступила к своим обязанностям «недельной» няни, меня уже перевели в аудиторский отдел головной фирмы. И решать все вопросы я теперь должна с ними.
Эта перспектива вызывает у меня озноб и колючие мурашки.
Правда, к вечеру выясняется, что возможно моя лихорадочная реакция – это не только следствие нежелания появляться там, где обитает Виктор. Похоже, я все-таки простыла. Или на балконе, или когда убегала без шубы.
Даже Тимошку из сада забирает мама, отпросившаяся ради этого пораньше с работы. Она же и радует меня новостями, что уволиться можно и по почте. Нужно только отправить заявление работодателю. Очень рассчитываю, что Воронцов не опустится до того, чтобы написать мне какую-нибудь гадость в трудовой.