Откровение огня
Шрифт:
Вот уж не подумал бы, слыша, как она описывала его внешность. Тут мы увидели Ханса.
Он вошел в кафе и остановился в дверях. Я помахал ему рукой. Ханс тряхнул в ответ головой и направился к нам. Я взглянул на Надю и поразился перемене: она теперь сияла — ни растерянности, ни усталости. Ханс подал ей руку и представился.
— А я вас вчера видела, — приподнято сообщила она ему, когда он устроился за нашим столиком. — Я так и подумала, что это вы. И вы, по-моему, обратили на меня внимание.
Ханс
— Вы курите? — спросила Надя Ханса.
Он не курил.
— И никогда не курили?
— Никогда.
— Ах, как же мне тогда вам объяснить, как я сейчас мучаюсь. Здесь нельзя курить. Можете представить, что значит для курильщика в такой момент, как сейчас, не иметь возможности затянуться?
Она вела свою игру грубо, не обращая на меня внимания.
— Да, я понимаю ваше положение, — простодушно подтвердил Ханс.
— Правда? Ловлю вас на слове. Я знаю, что вы еще должны ужинать. Я, между прочим, тоже. Давайте перейдем в ресторан, где можно курить. Здесь есть один поблизости. И он очень даже ничего.
Ханс растерянно взглянул на мою тарелку.
— Берт, я думаю, ты не против, если мы тебя здесь оставим? — спросила Надя. — Ты ведь все равно собирался уходить.
Такого я Наде не говорил. От ее наглости я на мгновение потерял дар речи. Этого мгновения ей было достаточно, чтобы встать и протянуть руку Хансу. Совершенно дезориентированный, он тоже поднялся со стула.
— Подожди-подожди, — остановил я Надю. — Кое-что нам надо обсудить втроем.
Ханс освободил свою руку из Надиной.
— Надо? Кому? — Надя посмотрела на Ханса с деланным удивлением. — Вам?
Он что-то промямлил.
— Мне, — сказал я.
Надя взяла Ханса под руку и невинно обратилась ко мне:
— Тогда, может быть, в другой раз? Мне бы хотелось сначала все обсудить с Хансом вдвоем. Вы не против? — спросила она его.
И я на месте Ханса не нашелся бы, как возразить. Они ушли.
До моего отъезда оставалась почти неделя. Найти другой день для разговора втроем большой проблемы не представляло. Я рассчитывал, что Надя после ужина с Хансом сразу же позвонит или зайдет, но она пропала. Мне по-прежнему были неизвестны ни ее домашний телефон, ни адрес. Я зашел к Хансу в надежде, что ему она свои координаты дала, — но нет, и он был в том же положении.
— Надя боится, что ее телефон прослушивается, и потому не хочет, чтобы я ей звонил. У меня сильный акцент, — объяснил Ханс. Он повторял Надины слова, не задумываясь, можно им верить или нет.
— Как вы тогда поддерживаете связь?
— Надя сказала,
— У вас уже был контакт после первой встречи?
— Пока нет.
Что ж, удивляться не приходилось.
— Мы, кстати, тогда, в ресторане, обо всем договорились, — сообщил Ханс и стал выравнивать ладонью стопку книг на столе.
«Господи, да она его охмурила», — подумал я, следя за ним. Можно было догадаться, что рестораном их знакомство не ограничилось.
— И о брачном контракте вы договорились? И о порядке развода?
— Да-да, обо всем.
— А как насчет пользования комнатой в твоей квартире? Ты, я помню, хотел обговорить это дело при свидетеле.
— Она согласна на все мои условия, никаких проблем, — поспешно подтвердил он и это.
— И на «пособие» от меня согласна? — поинтересовался я. — Я ей об этом еще ничего не говорил.
Ханс порозовел.
— Я теперь думаю, что в твоей финансовой поддержке необходимости нет. Расходы предстоят не такие уж большие, я могу взять их на себя.
— Есть ли в таком случае необходимость что-то обговаривать втроем? — спросил я во избежание недоразумений. Как и следовало ожидать, такая необходимость отпала. Я мог устраниться от этого дела. Однако оставалось еще другое: снятие копии с «Откровения». Нужно было во что бы то ни стало убедить Надю пойти на это. В тот же день я поехал в 1-ю Градскую больницу. Там мне сказали, что Надя уволилась.
За несколько дней до отъезда я принимал гостя: Гальчикова из Московской патриархии. Он пришел «попрощаться и вручить мне сувенир на память о нашем знакомстве» — так он назвал мне цель своего визита по телефону. Войдя ко мне в комнату, Гальчиков первым делом попросил поставить музыку. Радио, проигрыватель или магнитофон были средствами против прослушивания, которому, по всеобщему убеждению, подвергалось все общежитие. Я завел первую попавшуюся пластинку.
Сувениром оказался альбом Троице-Сергиевой лавры в Загорске, где находится Духовная академия. Я поблагодарил Гальчикова за подарок и предложил ему коньяку. Он не отказался. Мы чокнулись.
— Давайте выпьем за «Откровение огня»! — предложил он. — Оно свело нас друг с другом.
Мы выпили, как полагалось, до дна и поставили наши пустые рюмки на стол, после чего мой гость попросил:
— Налейте сразу по новой. У меня есть еще один тост. — На его щеках появился румянец, энтузиазма в глазах поприбавилось. — Я хочу сейчас выпить за вас, — объявил он. — Вы хороший человек. Но я думаю, что вы глубоко одинокий человек. Это оттого, что вы полагаетесь во всем на себя. Вы думаете, что все в вашей жизни зависит только от вас. Такой образ мыслей приводит к беспросветному одиночеству. Я знаю, что говорю. Я сам через это прошел.