Откровение
Шрифт:
Олег потерянно опустился у костра. Томас потоптался рядом, в горле стоял комок. Сказал шепотом:
— Не скорби так... Он смог, что мог...
Калика молчал долго, глаза неотрывно следили за гаснущими искорками. Когда багровые уголья стали почти черными, сказал, словно очнувшись от обморока:
— Что ж, будем хоть знать, что там искать не стоит.
— И что теперь?
— Спать, — ответил Олег мрачно. — Утро вечера мудренее.
— Да, — поспешно согласился Томас. — После такого вечера любое утро покажется райским!
Алая заря
Хворостины щелкали в огне, игриво бросались мелкими искорками, угольками. От родника донесся плеск, калика разделся до пояса и обеими ладонями зачерпывал студеную воду, бросал себе в лицо.
Что-то заставило Томаса повернуться. По спине побежали нехорошие мурашки. В сотне шагов стояла странная белая фигура. Ему показалось, что это женщина, таинственная и неподвижная, но очертания были сглаженными, он не был уверен, не мерещится ли и, схватив меч, осторожно пошел к таинственной гостье. Она появилась ночью, а ночью, как известно, творятся только нехорошие дела. Кроме любви, конечно, на этот счет Томас не был уверен в мудрости церкви.
Из зарослей травы шарахнулась крохотная козочка. Остановилась, отбежав и глядя на него через плечо, готовая в любой миг сорваться стрелой в стремительный бег.
Томас замедлил шаги. Утренний холод сковывал мышцы, но нечто властно взяло его сердце в ладонь, от которой веяло холодом могилы. Он чувствовал, как подгибаются колени. Фигура приближалась с каждым его шагом, он чувствовал необъяснимый страх, но не страх перед противником, этому страху не мог назвать причину.
Фигура была не то высечена из белого мрамора, изъеденного временем, не то изваяна из соли, что вернее, недаром же коза так и не ушла, смотрит жадно и сердито, заметны сероватые вкрапления, желтые пятна.
Томас обошел вокруг, с мечом в руке чувствовал себя глупо. Женщина прекрасна, хотя и заметно, что не первой молодости, тяжеловата в задней части, живот раздобрел как у часто рожавшей, лицо пухлое, но милое, мертво смотрят белые глаза, нос безукоризненно ровный, губы пухлые, скулы приподняты, во всем девственная чистота и аристократизм, но не теперешний, а некий древний, хоть тогда и не было аристократов, библейский, что ли...
Калика уже сидел у костра, рот блестел от жира, а глаза сыто щурились. Волосы на голой груди топорщились, высыхая.
— Готов? — сказал он вместо приветствия. — Собирайся. Надо идти.
— Сэр калика, — раздраженно огрызнулся Томас. — Я еще не завтракал! И даже молитву не сказал перед едой. Не скаль зубы! Важно не знание молитв от начала до конца, а желание их сказать. Знать могут и лицемеры. Лучше скажи, что это за дивное создание. Мы ж проходили там вчера вечером, почему не заметили?
Калика вытер рот тыльной стороной ладони.
— Да? — удивился он. — Так ничего и не заметил? А ямка с соленой землей?
Томас опешил:
— А это при чем? Там ямка, а здесь чудесное творение природы...
Калика довольно хлопнул его по колену:
— Это по-моему! Так и надо объяснять. Пусть молодые народы не забивают себе головы всякими чудесами да легендами. Это просто соляной столб, сэр Томас. Козы да олени, ты ж знаешь, как любят соль. Отовсюду чуют по запаху, сбегаются как ошалелые, лижут так, что все слизывают... Вон даже соленую землю грызли. Чего-то в организме не хватает, как думаешь?
— Соли не хватает, — ответил Томас раздраженно. — Соли! Люди еще дальше за солью ездят. Воюют!
— Знаю, — ответил Олег насмешливо, — Даже вон та россыпь звезд, что протянулась через все небо, знаешь, как зовется?
— Как?
— Чумацкий шлях, — сказал Олег наставительно. — Чумаки за солью ездят на край света, а за тыщи лет нарассыпали из мешков...
Томас торопливо глотал ломти разогретого мяса, запил вином. Калика уже был на ногах. Томас кое-как проглотил последний кусок, чуть не удавился, подхватился на ноги. Чувствовал себя виноватым, ибо все-таки его невесту, уже почти жену, ищут, а он вроде как медлит.
К соляному столбу пугливо подбежали дрожащие от страха дикие козочки. Умоляюще глядя на больших и грозных людей, торопливо лизали белую фигуру, отскакивали, дрожа всем телом, снова подбегали, их красные языки часто-часто шлепали по белому камню Из кустов нерешительно приближались олени. Большие глаза тревожно следили за людьми, но уши повернулись в сторону соляного столба.
Томас оглянулся, хлопнул себя по лбу:
— А как же... откуда взялся этот столб? Вчера вечером его ж не было. Я запомнил место. Стоит на той же ямке!
Калика шел, задумавшись. Томас дернул за локоть, спросил громче, прямо в ухо, как глухому. Калика удивился:
— Разве я не сказал?.. В прошлое нельзя оглядываться, сэр Томас. Особенно, когда сжигаешь все мосты за собой. Надо смотреть только вперед, думать о грядущем. А эта дура оглянулась! Вот и превратилась в соляной столб. Уже и пламя там погасло, и городов тех нет, но она все стоит и смотрит. Посланцы Сатаны, козы, слизывают до основания, то ли из жалости, то ли он не хочет, чтобы люди вняли предостережению... Ну, а твой бородатый не хочет, чтобы жертва была напрасной. Вот и вырастает за ночь соляной столб снова и снова.
Томас перестал оглядываться, только много спустя сказал с потрясением в голосе:
— Это ж сколько веков стоит и смотрит! А вокруг — пустыня.
Калика равнодушно буркнул:
— Кто знает, что она зрит? Может, все еще видит, как с неба сыплется огонь, как горят дома, люди, скот, вся прошлая жизнь идет голубым дымом. Потому никак не опомнится в прежнюю бабу.
Томас окинул статую жены Лота сожалеющим взором:
— Как жаль, что тупые скоты еще до обеда залижут это прекрасное произведение до неузнаваемости!