«Откровения о…» Книга 3. Расплата
Шрифт:
– Пусти!
– Сначала выслушай!
– Пусти!
– Выслушай!
– Ты… Ты сволочь… Гад. Предатель! – и я заревела.
Он сгрёб меня в охапку, усадил к себе на колени. Словно ребёнка. Обнимал, что-то шептал. Даже покачивал, словно пытался убаюкать. Вот только я ни хрена не ребёнок больше. В очередной раз резко увернулась от его губ, лезущих к моим слезам на щеках, что есть мочи врезала ему локтем по груди:
– Пусти!
Он на мгновенье ослабил хватку, я тут же рванулась из его рук – и в коридор. Он следом.
– Куда ты?
Я отчаянно пыталась попасть ногой в босоножек. Бежать. Срочно! Пока есть силы, пока небо не рухнуло на землю и не погребло нас с ним в одной могиле. Только не с ним!
– Стоять! – приказал он. – Никуда ты не пойдёшь! – Схватил за локоть, я попыталась выдернуть, но куда там! Рванул, разворачивая к себе. – Я уйду! Ты слышишь? Я!
Я слышала, но не понимала. До тех пор, пока он не схватил меня за подбородок, не сжал пальцы, заставив замереть от боли. Посмотреть на него.
– Я уйду. – Твёрдо, тоном, не терпящим возражений, повторил он. – А ты останешься здесь. А утром, когда тебя отпустит, поговорим. Ясно?
– Да пошёл ты… – брыкнулась, дёрнулась в сторону двери. – К чёрту пошёл!
Не пустил.
– Ну куда ты собралась? Там ночь!
– Да куда угодно, лишь бы от тебя подальше! Ты… Ты… – снова заревела и, обмякнув, сползла по стеночке. Уткнулась лбом в колени. – Я домой поеду. К маме.
Присел напротив меня, погладил по голове.
– Останься здесь, Милаш. Очень тебя прошу, останься.
Мотнула головой, сбрасывая его руку:
– Нет.
– Люд… Малышка, девочка моя, глупыш, ну… Ну останься! Я уйду. Ты успокоишься, потом поговорим. Я всё объясню.
– Нет.
Сдавленно выдохнул.
– Ну куда ты пойдёшь, в общагу? В трущобы эти? Давай хоть в гостиницу отвезу, если здесь не хочешь. Есть люкс в Интуристе, там…
– Блядей своих по гостиницам вози! – крикнула прямо в лицо и в новом приступе истерики замолотила, не глядя: по его лицу, по плечам и рукам. – Боярскую свою, вози! Пусти меня, слышишь? Я всё равно уйду! Не удержишь!
Он поднялся.
– Ладно. Пусть к матери, если хочешь. Но тогда я сам тебя отвезу!
– Нет!
– Значит, я просто закрою тебя здесь! – он сорвал ключи с крючка, и я поняла, что ведь и правда закроет.
– Стой! – Поднялась, подхватила с полочки сумочку. – Хрен с тобой. Вези.
Ночь, дороги пустые, куда ни плюнь – мигающие жёлтые… А он еле плетётся. Глянула на спидометр – сорок. То-то мы уже полчаса как едем, а ещё даже не полпути. И это при том, что днём он редко когда ниже сотни топит. По городу!
Сначала молчал. Одну за другой смолил свой «Парламент» и искоса поглядывал на меня. Магнитола тихо, на границе слышимости, играла что-то незнакомое, вынимающее душу, хотя вроде и не медляк. Потом попытался положить ладонь на моё колено – я дёрнулась, вжимаясь в свою дверь, и он тут же убрал. Побарабанил по рулю. Совсем выключил музыку.
– Это Климыч. – Голос был ровный, но насквозь пропитанный смертельной усталостью. – Он завод отжимает. И весьма успешно, потому что хорошо подготовился. Потому что я скорее на самого себя подумал бы, чем на него. Потому что друг… Был. С правом подписи и полным пониманием теневых схем. Всё ж через него делалось, и во многом с его подачи. Мы же с самого первого дня вместе. – Вздохнул. – И если бы только завод… – Снова закурил. – Олежка не поленился, подстраховался: по всем фронтам такой херни наворотил, и так красиво приурочил к отжиму Вуд-Люкса, что я не знаю, за что и хвататься-то теперь. То ли сливать деревообработку, чтобы хоть как-то с остальным совладать, то ли сделать ставку исключительно на завод: там ведь реально золотое дно, и если продолжать рыть его дальше – через экспорт, через госзаказ и расширение производства, то и на хер ничего остального не надо… Но блядь, как выбрать, это же… Я часть жизни на это променял, восемь грёбанных лет говна и крови. Как выбрать?
Я по-прежнему смотрела в окно. Не хочу. Не мои проблемы. Сам говорил – не лезь.
– Мне реально без Боярской сейчас никак, Люд.
Я фыркнула. Дебил. Если уж ты Климыча просрал, то за этой сукой и подавно не уследишь.
– Она ведь мне Климычем за последний год весь мозг вынесла. А я не верил. – Усмехнулся Денис. – Я у него за каждый её наезд напрямую спрашивал, по-пацански, а он ржал и все стрелки обратно на неё переводил. И вот ему-то я верил, потому что как раз незадолго до этого отворот ей дал. Ну… в личном. Думал, мстит. А когда с землёй под храм херня началась – чуть не выгнал её сгоряча. По всем признакам крысу чуял, с друганом Олежкой, блядь, советовался. – Снова усмехнулся. – А по итогу, под московскую крышу меня именно Боярская и вывела. И если бы не её многоходовки, кто знает, может в СИЗО бы сейчас куковал. С долгосрочными перспективами.
– Но не выгнал же! – не выдержала я. – Несмотря на советы близкого друга!
– Правильно. Я ж подловить её хотел. Да и от каналов сначала отрезать надо было, рабочие схемы обновить. Незаметно. Понимал, что как только рыпнусь, она зубами драть будет, но без боя не сдастся. А вышло так, что воевал не с тем… Понимаешь?
Я понимала, не дура. И поэтому была отчаянием в чистом виде. И пустотой. Он действительно без неё не вывезет. Не то, чтобы это его оправдывало, но открывало мне глаза. Хватит уже хорохориться: счёт ноль/сто. Сиськи безнадёжно проигрывают мозгам. А любовь вообще нервно курит в сторонке.
Снова полились слёзы. Тихо, но нескончаемым потоком. Я отворачивалась к окну так, что шею щемило, и хотела только одного – в норку. В безопасную, знакомую, понятную. И пусть она убогая, гнилая и смрадит безнадёгой… Она – дно, да. Но дно – это ещё и опора. И именно это мне сейчас и нужно.
Едва тормознул у общаги, я попыталась выскочить, но дверь оказалась заблокирована.
– Обещай, что не будет никаких глупостей, вроде блядства из мести. И нам обязательно нужно будет серьёзно поговорить. В принципе, я готов сейчас, и если ты…
– Нет!
Он ведь всё правильно сделал, со знанием дела: отпустил домой, настоял на сопровождении, растянул дорогу почти на два часа… И моя, мгновенно взметнувшаяся-было до самого пика обида, замерла сейчас на острие, зыбко покачиваясь, ища хоть какой-то баланс. Но в любой момент должен был начаться откат. Я могла бы начать жалеть себя, его, нас. Вступать в диалог, поддаваться на уговоры. Прогибаться и впадать в иллюзии. И дело даже могло закончиться тем, что мы прямо сейчас поехали бы обратно…