Откровенные рассказы полковника Платова о знакомых и даже родственниках
Шрифт:
Полковник приказал отрывисто:
— Скворцова! — И протянул штаб-ротмистру серебряный, с вензелями портсигар: — Курите?
Скворцов, в вицмундире, вошел трусцой, лисьемордый и как будто припудренный, хотя предполагать пудру, конечно, никак было невозможно, ни по чину вошедшего, ни по возрасту. Полковник спросил:
— Полынин?
Лисьемордый ответил без запинки:
— Не числится.
Полковник кивнул головой удовлетворенно:
— Не за нами… а вообще?
Скворцов помедлил секунду:
— Никак нет. Вообще не числится. Ни по социал-демократам, ни по социалистам-революционерам, ни даже по анархистам.
Полковник обратился к Энгельсову:
— Скворцов у нас специалист. Всех до последнего знает — кто, где и как. Ежели он не знает, стало быть, никакого Полынина нет. Вас, очевидно, ввели в заблуждение.
Скворцов повернулся и на цыпочках пошел к двери. Энгельсова осенило. Он привстал:
— Виноват…
Чиновник остановился.
— Уж раз так случилось, что я вас обеспокоил, разрешите еще спросить: кто такой Энгельс?
Полковник блеснул глазами:
— Энгельс? Когда арестован?
— Не могу знать, — скромно сказал штаб-ротмистр и даже развел слегка руками. — Собственно, я… как бы так выразиться, не вполне уверен, что он арестован.
— Если известен — стало быть, арестован, — убежденно сказал полковник. — Иначе как бы он стал известен? Впрочем, может быть, у вас есть данные, что он пока находится еще под секретным наблюдением? Как у вас на этот счет, Скворцов?
Он обернулся к двери. Но Скворцова не было: он как-то совсем незаметно вышел. Полковник крякнул и покачал головой:
— Странно. Очевидно, и этот… не числится… А у вас откуда, собственно, сведения об означенных… Полынине и Энгельсе?
Небольшая на тонкой бумаге газета. Четкий черный заголовок: «Казарма». Жирно подчеркнутая строка. Энгельсов сказал — даже не без иронии (Скворцов совершенно его успокоил):
— Я полагал… вам известно. Об Энгельсе — напечатано было в «Казарме».
— Р.С.Д.Р.П. Большевистская военная организация? — подозрительно сказал полковник и скосил глаза на Энгельсова. Шея и лицо стали наливаться кровью, и весь он встопорщился, как индюк. — А разрешите спросить, как вам эта мерзость в руки попала?
— Полковой командир указал, в качестве вещественного доказательства. Я имел уже честь доложить: имею служебное поручение…
— У командира? — Полковник сразу стал снова благодушным. — Достойный штаб-офицер — полковник Собакин. Так вы говорите — в «Казарме»? Странно, что Скворцов просмотрел. Может быть, Энгельс значится у нас под какой-нибудь другой фамилией? Эти ж господа, даже как правило, меняют фамилии: обычный бандитский прием. Порядочный человек разве станет менять фамилию?!
Он сморщил лоб, соображая:
— Если дело в большевистской военной… возникает некоторое осложнение. Должен признать: мы знаем о ней не все. У этих… господ преподлое обыкновение: не давать показаний при допросах.
Энгельсова снова охватило беспокойство:
— Но… в таком случае — как узнать…
Полковник смотрел на Энгельсова пристально и меланхолично:
— Задача… тем более трудная, что и Полынин, и Энгельс, очевидно, офицеры: это — не простонародные фамилии.
Энгельсов слегка покраснел от удовольствия. Полынин, стало быть, найден верно, да и Энгельс, судя по жандармской апробации, тоже из порядочной семьи.
— Неужели… и следов никаких?
Жандарм вздохнул:
— След-то есть, конечно. Вы мне «Казармой» напомнили… Я теперь положительно даже могу сказать: об этом Энгельсе я что-то слышал… И как раз в связи с Полыниным… Но вот что именно?
У штаб-ротмистра опять, как давеча, в разговоре с полковым командиром, похолодели пальцы.
— Припомните, господин полковник… Совершенно необходимо.
— И рад бы… — медленно проговорил жандарм. — Но…
— Может быть, Скворцов… Полковник усмехнулся:
— Скворцов не ведает военными. Военными ведаю непосредственно я…
Наступило молчание. Полковник думал сосредоточенно.
— Как бы мне вам помочь… — Он опять помолчал. Взгляд стал еще более пристальным и острым. — По большевистской линии — как я уже имел честь сообщить — мы ничего не добьемся… Разве что… попробовать, так сказать, обходным движением… Всецело полагаясь на вашу честь…
Энгельсов поспешно наклонил пробор и пристукнул шпорами, с должным достоинством. Полковник перегнулся через стол и прошептал:
— Поручика Гагарина изволите знать?
— Сапера? — Штаб-ротмистр невольно перешел на шепот и тоже перегнулся навстречу полковнику. — В гарнизонном собрании встречал, но чтобы личное, так сказать, было знакомство…
— Я полагаю, именно он может вам дать достоверные сведения… Под строгим служебным секретом скажу: имеется подозрение, что оный Гагарин активный член Офицерского союза.
Полковник откинул корпус назад. Тотчас же выпрямился и штаб-ротмистр:
— Офицерский союз? Разве он… действительно есть?
Жандарм скривил рот:
— По-видимому… есть. Вам разве не приходилось видеть их прокламаций. И даже… журнал издают. Но сколько их и кто именно?..
Он досадливо потянул за угол лежавшую на столе газету:
— Вот-с, в этом номере "Нового времени" от десятого сего мая господин Суворин, редактор, ставит нам, Охранному, на вид: как это, дескать, такая огромная организация, как Офицерский союз, существует уже два года — по его, господина Суворина, сведениям — и до сих пор не раскрыт, хотя все военные восстания будто бы шли по его директивам. Насчет огромности — это, конечно, у страха глаза велики, а насчет восстаний — брехня очевидная: и в Свеаборге, и в Кронштадте, и в Севастополе, и в Киеве большевики орудовали, это достоверно. Партийные, словом… Ну, и союз, вероятно, тоже, как говорится, рублем примазался… Но чтобы руководить — это, конечно, брехня. На некий след мы напали… Однако, как офицер, вы понимаете сами: в офицерской среде нам трудно поставить агентуру. А наружное наблюдение одно дает слишком мало.