Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира
Шрифт:
Если бы художник решил символически показать на картине Францию 1804 года, он мог изобразить Наполеона, который в парижском Нотр-Даме принимает корону из рук папы Пия VII, или 100 тысяч солдат Великой армии, которые ждут на побережье Булони приказа вторгнуться в Англию. Но не менее символической была бы картина, изображающая императрицу и ее спутников, которые бредут по болоту где-то севернее Седана.
Еще долго после того, как Франция была нанесена на карту, заблудиться или застрять на дороге в самом сердце Французской империи было делом обычным. Сравнивая карты Кассини с рассказами людей того времени, можно представить себе десятки кошмарных путешествий. Молодой армейский офицер по имени Поль Тьебо, который в 1792 году был в толпе, штурмовавшей Тюильри, в 1795 году ехал вместе с двумя другими офицерами
«Не видя перед собой никаких троп, кроме русел ручьев, и не обнаруживая вокруг никакого жилья, мы заблудились после того, как прошли место, где, как сообщил нам наш проводник, был убит Жеводанский зверь [35] . Тем временем стало темнеть, и мы начали беспокоиться о том, как мы проведем ночь среди этих бесплодных холмов. Но тут мы заметили дом на другой стороне глубокого узкого ущелья».
Дом назывался Ла-Бастид. На карте Кассини он изображен как маленькое квадратное здание, помечен надписью «Ла-Бастид – трактир» и стоит у отдельного отрезка дороги. Просевшие каменные своды его первого этажа можно увидеть до сих пор, хотя крышу сорвали бури в 2004 году. В трактире были комнаты для проезжающих, где Тьебо и его товарищи и провели ночь. В доме, кроме них, были только две женщины, судя по виду хитрые и ловкие. Обнаружив люк в полу своей спальни, офицеры загородили чем могли все входы в нее и легли спать одетыми. На рассвете они попросили счет; с них потребовали луидор (24 франка) за постель и маленький омлет. (На 24 франка можно было покупать молоко от одной коровы целый год.)
35
Жеводанский зверь никогда не бывал так далеко на юге. Может быть, проводник имел в виду зверя из Вессет (B^ete de Vaissettes), который жил недалеко оттуда, в пруду в Ле-Буке, и по ночам издавал ужасный крик, который был слышен на много миль вокруг. (Примеч. авт.)
« – Луидор! Вы в своем уме?
– Честное слово, у вас нет причин жаловаться. Никто вам не сделал ничего плохого.
– Кто, черт вас побери, говорит про вред? Я имел в виду цену.
…Уходя оттуда через ворота двора, мы оказались лицом к лицу с двумя вооруженными мужчинами, которые приближались к дому по дороге, которой мы шли накануне. На расстоянии тысячи шагов сзади них были еще несколько мужчин, тоже с оружием… Мы пришпорили своих коней и ускакали прочь быстрой рысью. Стены дома загораживали нас, прикрывая отход, и мы оказались вне их досягаемости раньше, чем они успели решить, что делать».
Те, кто критиковал Кассини за то, что система дорог на его карте была изображена так, что вводила человека в заблуждение и даже могла его погубить, – он показал на ней лишь главные дороги, оставив без внимания все менее значимые, – вероятно, никогда не покидали своего дома. Он объяснял, что дороги «меняются в зависимости от времени года». Карта, претендующая на то, чтобы показать все, была опасна для общества: ободренный ею путешественник мог рискнуть пойти туда, куда никто не должен ходить без проводника, который покажет «дороги в низинах и пропасти». Однако геометры самого Кассини тоже явно были слишком большими оптимистами. Люди, ехавшие из Тулузы в Бордо, должно быть, задавали себе вопрос: что случилось с (на самом деле никогда не существовавшими) мостами в Вердене и Тоннеэне. А в Альпах некоторые путешественники были, наверное, очень разочарованы, когда обнаруживали, что единственный способ двигаться дальше по дороге, отмеченной как «Большая дорога из Франции в Пьемонт», – разобрать карету и погрузить ее части на мула.
Итак, вот как смутно была видна Франция людям на заре XIX века – через не совсем точный шедевр картографии, созданный экспедицией, которая вышла из Парижа полвека назад. Кассини IV так и не смог обновить карту, на которую его семья истратила часть своего состояния. Доски, с которых она была напечатана, революционное правительство конфисковало; они так никогда и не были возвращены. Кассини был изгнан из обсерватории, которая была его домом, обвинен в том, что нацелил артиллерийские орудия на народ Парижа (за пушки были приняты телескопы), и отправлен в тюрьму, где называл себя «бывшим живым человеком». Он мог бы согласиться с Бодлером, который сказал, что «народы имеют великих людей лишь вопреки себе».
Государство экспроприировало карту Франции, но проявляло мало интереса к нанесению на карту своей территории. Для военных геодезистов главной заботой были окраины страны. В связи с этим возникли две серьезные трудности. Первой из них было отсутствие надежных измерений высоты. В Договоре о Пиренеях от 1659 года границей между Францией и Испанией был назван хребет Пиренеев, но прошло еще больше двухсот лет, прежде чем эти снежные твердыни были точно измерены и жители высоких Пиренеев узнали, испанцы они или французы.
Второй трудностью был страх, что карты пограничных территорий, по сути дела, дадут в руки врагам ключи от крепости – Франции. Вот почему карта Кассини резко обрывается на старых границах и не включает в себя Ниццу (родину Кассини I), Савойю, Корсику, а также остров Йо, который расположен слишком далеко от побережья Вандеи и не попадал на лист. Франция на этой карте сама похожа на остров. За ее границами, кроме нескольких церквей в честь Богоматери, которые как будто висят в пустоте, крошечного клочка земли под названием Дувр и нескольких тоже повисших в пространстве концов дорог, нет ничего. В Альпах край мира окаймляют горы. Единственными намеками на то, что по их сторону что-то есть, являются несколько интригующих надписей вроде «Перевал Траверсет: дыра, пробитая человеческими руками сквозь гору». В Пиренеях земля внезапно обрывается в бездонную пропасть, и цепь зубчатых пиков, похожая на забор, ограждает ее край.
Однако эти недостатки были мелкими по сравнению с недостатками более ранних карт. Несмотря на вмешательство в работу со стороны властей и на недостаточное финансирование, карта Кассини является сокровищем французской нации. Она осветила темное пространство внутри страны и имела огромное влияние на французское общество. Благодаря ей в сознании парижан образ унылого простора, покрытого однообразными полями и лесами, сменился романтическим ощущением глубинной Франции. Она открыла Францию для воображения и стала ключом к мирам, лежавшим за пределами сети дорог. До Кассини большинство карт для путешественников показывали только узкую полосу земли шириной в милю или две с каждой стороны реки или доро ги. Большинство из них, например изданное в 1775 году «историческое и топографическое описание» маршрута Париж – Реймс, показывали не намного больше, чем путешественник мог увидеть из окна кареты в дождливый день. Эти описания создавались как познавательные развлечения в долгом пути. Их авторы не позволяли карте говорить самой за себя, она только иллюстрировала текст.
«Обервилье. Местные жители решили, что, ввиду близости Парижа, овощи принесут им больше прибыли, чем вино. Поэтому почти вся их земля возделана… Все жители очень трудолюбивы.
Вобюэн (пригород Суасона). Его положение частично водное, поскольку он со всех сторон окружен горами (так! – Авт.).
Сермуаз и его окрестности. Едва глаза успевают остановиться на одной достопримечательности пейзажа, как тут же замечают другую, не менее достойную внимания».
Как правило, эти «глаза» видели очень малую часть того, что было отмечено на карте. До Кассини значительную часть сведений о провинциях составляли данные, полученные из вторых рук. Даже Проспер Мериме, правительственный инспектор по вопросам памятников истории, частично зависел от слухов, когда планировал свои инспекционные поездки в 1830-х годах.
«Я часто слышал об очень древнем памятнике, который находится где-то в горах к юго-западу от Перпиньяна. Одни говорят, что это мечеть, другие – что это церковь рыцарей-храмовников. Мне также сказали, что эта развалина разрушена настолько, что никто не может сказать, когда она была построена. В любом случае ради нее стоило провести три или четыре дня в седле».