Открытие мира
Шрифт:
Так оглядывался еще давний предшественник смышленых деревенских тружеников Вас. Смирнова некрасовский "мужичище". Он ведь твердо помнит в свои шесть лет, что в доме "всего мужиков-то - отец мой да я". Некрасовская традиция поэтизации детства, даже сурового, отчетливо ощущается в "Открытии мира". И, оглядываясь на всю мужицкую жизнь в канун первой мировой войны, в годы военного лихолетья и сиротства, юные герои Вас. Смирнова передают то отраднейшее чувство, о котором Н. А. Некрасов, земляк Смирнова, сказал:
Все рожь кругом, как степь живая,
Ни замков, ни морей, ни гор...
Спасибо, сторона родная,
За твой врачующий простор!
("Тишина")
* * *
Роман "Открытие мира" давно стал, как тот же летний жарко дышащий сенной амбар, хранящий дары лугов и лесов, подлинной энциклопедией
Природа непрерывно обрушивает на детей свои откровения, "импровизирует", изменяется, не повторяет себя. И ни на миг не убывает в Шурке, летописце и зрителе, дар удивления вечным трудом полей, лесов и речек, не рвутся тончайшие нити, связывающие эту текучую жизнь народной среды и его развивающееся нравственное чувство. Оставим сенокос, заглянем вместе с тем же Шуркой Соколовым или его дружком Яшкой Петухом в том же июле в прозаический деревенский огород или на поле (в августе или сентябре они уже иные!). И вновь мы встретим подлинное пиршество совершенных в своем звучании, естественных красок и образов. Здесь "доцветает бледно-желтыми и фиолетовыми гроздьями картофель", "выбрасывает синюю тяжелую броню овес", "молодецки распушил ячмень шелковистые усы". А лен? И его не забудет представить - любимца и муку деревенских мамок!
– писатель, знающий свою деревенскую вселенную: "На мохнатых, овеянных нежной позолотой тонких стеблях качаются бурые головки льна, похожие на горшочки с крышками".
Немного в современной русской прозе произведений, в которых юный герой, знающий, как нешуточна и сурова жизнь, был бы наделен таким светлым, жизнерадостным восприятием любых частиц неба, полей, лесов, звуков родной речи. Послушная лошадь Лютик, голубой лен, что словно "зажмурился" под вечер, подарки отца, привезенные из Питера ("подмоченная головка сахара, обрывок цепи, гвозди, волосатое клетчатое одеяло, "лампасея" в банке, спорок хорькового меха, изъеденный молью"), - все это Шурка умеет понять, связать воедино, оценить как частицу непрерывно текущей, не сдающейся перед натиском внешних бед, ударов жизни.
Это, пожалуй, самое важное и в характере юного героя и во всем художественном мире писателя. Действительно, богатство достовернейших деталей, сочных и невыцветающих красок, неповторимых композиций - встреч и расставаний Шурки с отцом, бед и тревог матери в годы войны, ребячьих походов на Волгу и в лес - ни в коей мере не застылое, не статичное. И не одними вспышками чувств "обжигается" слово, создается в романе чудесный лад фраз, описаний. Рядом с миром природы живет и бурный исторический процесс, чувство Родины юных героев зреет среди взрывов социальной борьбы...
Василий Александрович Смирнов (1905 - 1979) вырос в ярославском селе Синицыно возле города Мышкина в многодетной (он был вторым ребенком среди восьми братьев и сестер) семье крестьянина-питерщика... Это обстоятельство, наряду с грандиозными историческими событиями 1914 1917 гг., всколыхнувшими ярославскую деревню, весьма своеобразно отразилось уже в первых главах "Открытия мира".
...Читатель "Открытия мира" заметит, конечно, что уже в начале повествования оставшийся домовничать с Ваняткой, малолетним братцем, Шурка Соколов вместе с дружком Яшкой Петухом попадает из своего двора не просто на весеннюю улицу. Они попадают на шоссейку, на д о р о г у, уводящую и их помыслы в далекий Питер, куда нужда и безземелье загнали Шуркиного батьку. По этой дороге бредет само горе-злосчастие - то в образе нищих странников, то богомолок с детьми, то рекрутов, гонимых в жадный зев бессмысленной бойни... Эта дорога донесет в село весть о революции. По ней вернется потом без ног с войны и отец Шурки. Шоссейка, символ большой дороги, простора, подчеркивающий громадность России, кочевой зуд в ногах у многих, переливы человеческой массы из края в край - это замечательная находка писателя. Большой мир бросает свой свет на окрестности малой родины, осерьезнивает догадки и прозрения Шурки. Дом у дороги, человеческое гнездо среди стремительно обновляющегося мира, юность, растущая среди грозных событий... Такое соседство создает в художественном мире Вас. Смирнова множество невыдуманных событий, перемен, крайне глубоких духовных драм.
Кто
Вообще портреты людей в сознании Шурки, слепки их душевной и хозяйственной деятельности, определенны и остры: герой стремится не просто видеть, но и изменить мир, оттеснить зло на периферию жизненного процесса. Плохое не просто плохо, но... антиприродно, бездушно, изгоняемо, оно отменимо! Как его отменить и изгнать? На это, правда, нелегко ответить в восемь-девять лет...
Социально-портретная живопись Смирнова превосходна не только благодаря емким, звучным подробностям, редкому его "слуху" на народную речь, но и благодаря обилию действий, движений в самой сердцевине характеров. Нельзя забыть и хорохорящегося питерца, отца Шурки, покручивающего усы, глядя на деревенское простодушие; выразителен портрет матери, человечность которой так подчеркивает "цвет небесный, синий цвет" ее глаз. Игра этого цвета действительно причудлива: то это стынущий "синий холод", то брызжущее "голубое тепло", то "ласкающий взгляд голубых глаз"... А с другой стороны, самый емкий объемный портрет героини создается сценой ее труда. Во время молотьбы на току "каждая кровинка горела и переливалась у нее на бледно-румяном оживленном лице", ее цеп неторопко бил по комлю снопа, чтобы "не оборвать ни одного колоска в мякину", а "из-под платка у нее непроизвольно и безудержно лился внутренний голубой теплый свет"...
Есть еще одно движение, которое захватывает всех, старых и малых. Вся цепочка усилий, деяний взрослых и детей, элементы их борьбы за счастье семей убеждают Шурку в том, что жизнь на земле немыслима без постоянного труда, что самой земле всегда нужны трудовые руки и работа. Праздность это удел нищих, нездоровых духом людей. Таким труд только труден, тягостен, противен. Задолго до появления "Лада" Василия Белова - этой поэмы о разумности и целесообразности даже в мелочах народного трудового опыта и уклада - Василий Смирнов подчеркнул как важнейший жизненный урок деревенской детворы, что "земля не может ждать, у поля свои сроки и требования, и жизнь в деревне вся подчинена этим срокам и требованиям, и каждый день и час оправданы трудом"*.
_______________
* В. В. Смирнова. Русская зима на переломе. "Москва", No 8, 1965 г.
Может быть, непроходящее очарование всего детства Шурки - с трудами по дому и рыбной ловлей на Волге, с озорством на ярмарке и невзгодами военного сиротства, разделяемого с тем же Яшкой, Катькой Растрепой, - в том, что отрицательный опыт несчастий, горя, бед, обесцвечивающий мир, не заслонил того, что можно назвать положительным историческим опытом, трудовой мудростью народа, неистощимой его волей к победе над злом. И горестно, и бедно живется часто людям северной деревни на своих подзолах и глинах ("Наша сторона как раз для горюна - и вымучит и выучит"), то и дело нужда гонит людей в Питер на заработки ("Питер - беднякам бока вытер"), но простой человек и в этих условиях ухитряется не просто выжить, но и сделать свою жизнь разумной, полной высокого смысла. И даже нарядной, украшенной и озорством, и шуткой песней и сказкой о таких близких и вероятных чудесах! Такое детство, такой "лад" народной жизни нельзя позабыть.