Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей (первое издание)
Шрифт:
— Побеждают храбрые, мужественные, честные. Клянусь не отступать ни перед какими любыми опасностями, за исключением если только надо заманить, как Наполеона — Кутузов.
— Клянусь не ныть, не сваливать на товарища свою беду, свои обязанности и все, что положено самому. А едой делиться.
— Клянусь не рассказывать ни матери, ни родне, ни знакомым о своих планах, которые будут.
— Клянусь держать в тайне все, что узнаю об этих знаках, пока уже нечего будет узнать.
— Если я нарушу эту клятву, пусть у меня отсохнет язык. А раз бога нет, пусть каждый плюнет мне три раза в лицо и, если хочет, пусть
— Клянусь.
Потом они разогрели на свечах две стрелы, и каждый приложил к левой руке у локтевого сгиба по раскаленному наконечнику. Пахнуло жженым мясом. Отныне у них будет по три отчетливых метины на левой руке.
Мишка имел только одну такую…
Потом оба расписались в вахтенном журнале под немножко выправленным текстом той же клятвы.
Сочинял Никита хорошо, но когда сочинял на бумаге — то даже еще лучше.
Потом задули свечи и, возбужденные, улеглись рядышком на топчане.
Гипотеза первая
Стоять перед неведомым и не попытаться как-то представить его себе — трудно.
Чтобы увязать вместе все услышанное, увиденное и угаданное ими, надо было взвесить тысячи «за» и «против», пересмотреть тысячи возможных «да» и тысячи возможных «нет».
Собственно говоря, «взвешиванием» и «пересмотром» занялся один Петька.
Никита вдруг приумолк и на все Петькины вопросы отвечал невразумительным мычанием: «Хм… Гм…»
Из множества возможных вариантов истории самым реальным в итоге показался Петьке следующий.
В 19… году засулинский барин — француз Мусье, или Мусю, что в конце концов не важно, — увидел, что колчаковцев громят и что бежать с имуществом трудно, решил спрятать свои золотые горшки. Убивал его после этого полковник или не убивал — трудно сказать, но план тайника оказался у полковника. Гуменки к тому времени были взяты красным отрядом. Полковник бежал в Сопляковку. Когда же бои придвинулись к Стерле, полковник и Сопляков решили скрыться в приготовленной для этого землянке. Их обнаружили. Может быть, по дыму от печки. Бойцы бросили в землянку бомбу, которая подорвала перекрытие. Как-то тут оказался поблизости Проня, он заскочил в землянку и увидел план, а возможно, тогда кто-нибудь был еще жив — полковник или Сопляков. Проня кинулся искать камень, нашел его, но сам тем временем чокнулся, как правильно решил чернобородый. Может, чокнулся с испугу оттого, что творилось вокруг, а может, с радости. Это тоже бывает. Мишке, например, скажи все, так он с радости чокнется. Землянка от взрыва завалилась тем временем, и осевшая глина похоронила бар. А Проню взяли в дом сумасшедших. Теперь выпустили по старости. Кое-что Проня помнит, а кое-чего — нет. Золото и камень — это ему в голову твердо засело.
Такой вариант истории был вполне приемлем, если учесть, что знали они пока слишком мало.
И теперь, когда появилось более или менее правдоподобное обоснование тайны, поиски ее становились задачей действия, а не раздумий.
Проня мог быть, конечно, и тем самым бойцом, что бросил бомбу. Но боец рассказал бы всем другим бойцам…
Сопляков и полковник могли все сами рассказать Проне, если он как-то помогал им… Но
Скорее всего, Проня был случайным свидетелем всего. Может, он из раскольников. Всю жизнь прожил в тайге, а тут гром, грохот, убийства — вот и не выдержал.
Что землянка завалилась не сразу — это было проще простого. Так же вот старые амбары в Рагозинке. Покосились во время урагана, а только через два месяца рухнули. В одну ночь — будто кучу бревен навалил кто.
А может, их замуровало живыми. Без ломика-то попробуй выберись оттуда… Детали — это в конце концов не самое важное сегодня.
Петька представил себе, как идут они — он и Никита — через всю деревню с двумя тяжелыми мешками за плечами… Нет, он просит у председателя подводу и привозит на двух лошадях десяток полных мешков к сберкассе в Курдюковке — к сберкассе, куда сейчас только председатель Назар Власович да учительница Валентина Сергеевна по молодости кладут деньги.
— Примите у нас сумму…
— Сколько рублей?
— Двести восемьдесят три сикcиллиона, сто шестьдесят миллиардов, шесть миллионов.
— ?!?!?!?!?!?!
— Тысячу рублей положите Валентине Сергеевне на книжку, остальные — министру школьного образования — для школ. И на асфальт для Белой Глины. На тир. Ну и сколько-то там на шаль для матери, на самую теплую, лучше председательшевой. Остальные — министру.
С этими мыслями Петька заснул. Потом заснул и Никита, некоторое время еще глядевший в темноту.
Первые шаги поиска
С утра договорились вырабатывать в себе привычку к трудностям. Для начала решили ограничить потребление воды. Стакан утром и стакан вечером на брата, — мало ли где придется странствовать…
Выпили по первому, законному стакану и почувствовали себя готовыми к испытаниям самой утомительной жаждой.
Но по дороге в Курдюковку Петька, с лицом, фиолетовым от жары, вспомнил, что, когда он купается, никак не может, чтобы не наглотаться воды по самое горло, аж до тошноты. Выяснилось, что Никита во время купанья проделывал почти то же самое. Уж как ты ни выплевывай эту мутную туринскую воду, если ты залез в нее — можешь быть уверенным, что наглотаешься досыта.
И после короткой дискуссии пришли к выводу, что уговор не имеет смысла, раз летом его невольно будешь нарушать. Можно бы не купаться — но вдруг лодка перевернется или еще что…
Короче говоря, следовало как можно скорей освободить друг друга от данного обещания. Подошли к первому же колодцу, вытащили полное ведро студеной, до ломоты в зубах, воды и не спеша, поскольку их вынуждали к этому обстоятельства, напились.
Потом, дорогой на Курдюковку, еще раз напились из родника.
Решено было ограничить себя в воде осенью, как только начнутся занятия в школе.
Валентина Сергеевна в полосатых домашних брюках и кружевной кофте хозяйничала в палисаднике. Забавно было видеть учительницу в такой одежде.
Петька незаметно хмыкнул и подергал себя за волосы.
Валентина Сергеевна не обратила внимания на жестикуляцию впечатлительного Петьки, обрадовалась своим обремененным домашними заботами ученикам, провела их в горницу, усадила за стол и даже чаю с вареньем поставила каждому.
Чай друзья выхлебали, а к варенью не притронулись. Это пусть дошкольники балуются сладким…