Открытый финал не подходит
Шрифт:
Следует признать, Ренрих действительно стал вести себя… разумней. Не торопил, не раздражался. Мы перешли в гостиную и сели у камина.
— У тебя здесь нет никаких средств связи, — заметил Ренрих.
— А зачем тебе? — спросила я. — Хочешь с кем-то связаться?
— Просто удивлен. В наше время люди просто не могут без техники, обеспечивающей нормальный уровень жизни. Особенно женщины. А у тебя тут — дрова, воду нужно со двора таскать, душевой кабинки нет.
— Баня есть на заднем дворе.
— Это та, у которой дверь
— Я же сюда не в бане париться прихожу.
— А зачем? — заинтересовался Ренрих.
Я пожала плечами.
— За вдохновением. Когда совсем туго с ним становится.
— Эти унылые стены тебя вдохновляют?
— Что ты понимаешь! Здесь тихо и ничего не отвлекает от работы. Есть все, что мне нужно, чтобы сосредоточиться на книге. А еще — здесь уютно.
— Я думал, женщине одной в лесу должно быть как минимум страшновато.
— Во-первых, я в лес особо и не ходила. А во-вторых — в этом доме много такого, что напоминает мне о маме. Посуда, обои на стенах. Это детали, которые попали в мои книги благодаря маме.
Ренрих не усмехнулся, он скорее был заинтересован и смотрел выжидающе.
— Мама много всего собирала. Эту привычку она переняла от бабушки. У нас хранились самые разные вещи, порой совершенно бесполезные. У нас была даже маленькая коллекция чайных ложечек. И мама знала, в каком году купила каждую из них. Папа ворчал на нее — мол, зачем тебе вся эта ерунда. А мама говорила, что я должна хоть немного представлять, в каких условиях жили ее родители. В детстве я любила рассматривать предметы. Некоторые из них имели свою историю. О том, как попали к маме или бабушке. Или это была какая-то традиция, которая с ними связана. Вот я и придумывала истории для остальных вещей, чтобы им не было обидно. А потом мама отдала все старье, даже коллекцию билетов на автобус, в школьный музей. Я так хорошо их запомнила, что они как-то сами собой начали проникать в мои книги. А оттуда, видимо, в хижину.
Ренрих задумчиво посмотрел на ложечку, которой помешивал мед в чае.
— Выходит, — произнес он, — ты сидишь в этой чаще не потому, что боишься людей?
— С чего ты такое взял?!
— Человек, который вместо того, чтобы жить своей жизнью, придумывает чужие, должен быть… немного ненормален, — выдал отрицательный герой свою точку зрения. Весьма своеобразную, следует заметить. — Воспоминания создают для тебя комфортные условия. И они же вдохновляют.
— Ну… в какой-то мере, — признала я.
— А что за закрытой дверью? — спросил мужчина, указывая пальцем на подпол. Там, на самом деле, был полноценный подвал. Который действительно был заперт.
— Зачем ты туда полез? — поинтересовалась я.
— Душ искал, — признался Ренрих. — И решил, что ничего хорошего там быть не может.
— Конечно, — со всей серьезностью подтвердила я. — Просто я автор — Синяя Борода. А в подвале я запираю персонажей, которые слишком много знают!
Ренрих усмехнулся.
— Вообще-то, ни о чем таком я даже не думал. Врешь ты все! Так что там?
— Мой
— Целая комната?
Я кивнула.
— В реальности они, конечно, выглядят несколько иначе. Я просто храню в папке с черновиками дополнительные сведения или сохраняю ссылки на нужные ресурсы. В книгах делаю закладки… В общем, пока работаю над книгой — храню поближе нужную литературу.
— Погоди-погоди, — усомнился Ренрих. — Я так понял, что ты развлекательную литературу пишешь. Романы о том, чего на самом деле не бывает.
— Это же не значит, что я совершенно не готовлюсь! — возмутилась я.
Ренрих подпер щеку кулаком и взглянул на меня с откровенным сомнением. Вроде как вызов бросил.
— Честно сказать, когда я прочел твою книгу о нашем мире, очень удивился, — Ренрих едва заметно поморщился, произнеся это «нашем мире»; видимо, согласие на депортацию далось ему не без труда. — Ты уж извини, но описания у тебя так себе. Особенно те, что не касаются тонкой внутренней организации отважного Рона и красоты тех девиц, которые им восхищаются.
— Эй! — возмутилась я. — Там много деталей! И приключения есть!
— Вот я и говорю: как из такой невнятной книги получился такой упорядоченный мир. Долго же ему пришлось… ладно-ладно, не пыхти, признаю, есть в книге приключения!
Я погрозила ему пальцем.
— Вот то-то же! Разумеется, у меня получается гораздо больше материала, в книгу входит далеко не все. Тут важно, чтобы читателю было интересно!
— Тогда зачем? Ты ведь могла ограничиться…
— Но я должна знать, как функционирует мой мир! Не досконально, конечно.
— Да уж, я понял. В риммейль-двигателях ты совершенно ничего не смыслишь!
— Но ведь работают? — уточнила я, не сомневаясь в ответе.
— Работают-работают!
— А почему мы обсуждаем меня? — спросила я, слегка раздраженная его претензиями. Хотя в глубине души я понимала, что для Ренриха, может, мое существование, также странно, как и для меня — его собственное. Поэтому вопросы сами собой возникают…
— Потому что я не могу рассказывать тебе о себе. Особенно то, чего нет в книге. А в книге обо мне, как ты помнишь, три абзаца. В прологе, разумеется, было больше, но я тебе почти все выложил. Есть опасность, что скажу лишнее. А для меня это… нежелательно. К тому же, история может не получиться. Ты говорила, что у тебя нет вдохновения. Значит, я просто помогу его вернуть.
Действительно, просто. Подумаешь, вдохновение — ерунда полная! У меня аж глаз начал дергаться. Хотя, казалось бы, ну, что такого Ренрих сказал?
— А ты только под вдохновение пишешь? — не замечая моего состояния, поинтересовался этот отр-рицательный герой.
— Почему, не только. Основная часть работы над книгой — это именно работа. Сидишь, переставляешь фразы, следишь, чтобы все детали были на месте. Но для этого нужно хотя бы начать. Тем более что тебе подавай «настоящую историю».