Открытый научный семинар:Феномен человека в его эволюции и динамике. 2005-2011
Шрифт:
декартовский образ: вся философия подобна древу, корни которого — метафизика, ствол –
физика, а ветви, исходящие от ствола — все прочие науки, которые сводятся к трем главным –
медицине, механике и этике.
Нам, живущим в научно-техническом мире, трудно было ожидать, что в качестве
главных научных дисциплин у Декарта помимо механики выделены медицина и этика, т. е.
человеческие дисциплины. Но здесь Декарт забыл самое главное — того, кто находится в ядре
метафизических
критикой картезианской метафизики, с которой связана и картезианская антропология,
включая и медицину. Между одним и другим есть фундаментальная связь. Мы можем ее
критиковать и не признавать ее, но без этой связи, без фундирования в метафизике, а не в
каких-то антропологических лабораториях, мы не получим ничего вразумительного о
человеке. И не надо забывать, что, как заметил Хайдеггер, ствол этого дерева коренится в
почве какой-то. И было бы неплохо выяснить, какая связь между этой почвой и этими
корнями.
Вы основе всей философии-мудрости лежит 3+1 вопроса у Канта: что я могу знать?
Что я могу делать? На что я могу надеяться? И основной вопрос — что такое человек? Это
значит, что все критики чистого разума и способности суждений и уж подавно какая-то там
мелочь под названием «антропология» у Канта входят в виде системы в ответ на этот
основной вопрос: что такое человек? Все это он мыслит как ответ на этот вопрос. Не
отдельные в «Антропологии», которое, как вы знаете, старческое сочинение, и многие
считают его болезненным, которое можно не принимать во внимание. Вся кантовская
система — это мучительное размышление над тем, что такое человек и попытка ответит на
это. Вот эта системность и мучительность называется метафизичностью или
философичностью.
Вопрос очень простой: если мы с помощью модели синергийной антропологии
строим этого человека, строим эту транс-панэпистему, то мы должны как минимум выяснить
отношения с классической традиционной метафизикой, потому что это претендует занимать
ее место, а не какое-то отдельное антропологическое.
5
Во-вторых, философия в отличие от метафизики на этом самом месте не просто
строит систему. Она занимается тем, что Кант назвал «критикой чистого разума», т. е.
внимательной аналитикой. Его интересовало, на чем держится эта система, на каких
основаниях. Т. е. все переводится в вопрос «как возможно»? не «что такое человек», а «как он
возможен»? Без этого вопроса будем конструировать модель, человека как мы конструируем
любые другие модели летательных аппаратов. Здесь под вопрос ставится не столько то, что
такое человек, а под вопрос ставится эпистемостроитель — каким разумом ты строишь свою
эпистему? А ведь когда я строю модель, я не занимаюсь аскетической практикой. Я
занимаюсь разумной конструкторской работой. Спрашивается, каким разумом ты это
делаешь? Философия этот разум ставит под вопрос и его критикует.
Приведу цитату: «Здесь в такой конструкции синергийная антропология
развертывается явным образом как решение задачи моделирования». Это типичный способ
решения картезианской задачи: «…выделить определенные черты некоторого класса
явлений и воспроизвести их в нужном языке и дискурсе, в нужной знаковой системе. То, что
возникает, это типичная модель. В этой исходной форме синергийная антропология — плод
системно-модельного мышления». Системно-модельное мышление — типичный отросток
картезианской метафизики, о чем и говорится открыто: «Это не самый высокий род
мышления, который тяготеет не к гуманитарной, а к естественно-научной методологии».
Сказано совершенно справедливо и честно. Так вот об этом-то и ставит вопрос метафизика,
которая понимает себя как основание антропологии. Можешь ли ты построить
традиционным да еще и склоняющемся к естественно-научной методологии способом
неклассическую антропологическую модель, ориентирующуюся на исихастскую аскетику?
Между субъектом, строящим эту модель, и самой моделью существует
субстанциальный раскол. Основная часть моего доклада связана не с проблемой эпистемы, а
с проблемой этой самой модели. И цепляюсь я внутри ее к двум ее характеристикам,
которые, как мне кажется, противоречат способу ее изобретения, а именно –
конститутивность и автохтонность. Кричащее противоречие я вижу вот в чем: «мы льстим
себя надеждой, что обнаружили некое аутентичное антропоядро в виде парадигмы
антропологического размыкания, и из этого ядра мы развертываем весь разговор о человеке.
При этом и ядро, и способ его развертывания мы ниоткуда не заимствовали. Они автохтонны
и образуют определенную собственно антропологическую методологию».
Я ставлю под вопрос, что это эта модель аутентична, конститутивна и автохтонна.
Она не автохтонна прежде всего о потому, что ее собственная жизнь и жизнь ее изобретателя
— разные вещи. Откуда мы заимствовали эту модель? Мы заимствовали ее от Сергея
Сергеевича Хоружего. Эта модель не обнаруживает себя в качестве таковой. Если мы