Открытый путь [сборник]
Шрифт:
Но, сидя у огня, среди всеобщего гомона, хохота, стонов волынки, Оливер никак не мог забыть того единственного удара, который Селия нанесла в схватке. Со стороны, особливо для неискушенного глаза, он мог показаться неуклюжим, нелепым, случайным. Но в бытность свою студентом в Тримейне Оливер повидал довольно много поединков. Гораздо больше, чем дрался сам. И он знал — подобный прием требует очень большого искусства. И опыта. Немногие столичные фехтовальщики рискнули бы провести этот двойной удар.
А Селия не умела фехтовать. Это он тоже знал.
Случайность?
И меч в ее руке, двигающийся неуловимо, точно живой, точно сам выбирающий время, когда противник откроется, и место, куда ударить.
Во время их учебных поединков Селия ни разу — ни разу! — не сумела преодолеть его защиты и хотя бы коснуться его острием.
Может, потому, что во время учебных поединков ее жизни ничто не грозило?
Он не помнил, как уснул. А когда проснулся, обнаружил, что лежит на земле и голова его упирается прямо в бок Селии, которая сидела, как вчера, привалясь к дереву. Отдернулся, как обожженный. Но она отнеслась к этому совершенно безразлично:
— Проснулся? Давай очухивайся, двигать пора.
Он сел, встряхнулся. Дым прогоревших костров стлался над становищем беженцев. В предутренней мгле их фигуры еле передвигались, точно взрыв вчерашнего неестественного веселья, последовавшего за испугом, отнял у них последние силы.
— Да… пора.
Они встали и пошли на постоялый двор. Собственно, он и один мог сходить за лошадьми, но после вчерашнего боялся оставлять ее одну, а она не возражала.
Плечом к плечу они двигались по деревне. Там уже начиналось копошение. Купцы собирались отъезжать, деревенские принимались за свои обычные труды, солдаты искали, где бы опохмелиться. Их узнавали, окликали, махали руками. Это вернуло Оливера к мысли, на которой он вчера как-то не задержался: его, несомненно, почитали за такого же героя, хотя драться пришлось одной Селии. Он поделился с ней своим недоумением.
— У тебя рожа попригляднее, — буркнула она. Потом добавила: — А если без дураков, ты и вправду уел их сильнее, чем я. Я что — на меня напали, я и отбивалась… А ты сам бросился, куда никто из них не посмел.
На постоялом дворе их также приняли с уважением, и даже с некоторой опаской. Поэтому они дружно поспешили убраться оттуда — еще не хватало, чтоб их боялись.
У заставы слонялись несколько сонных оружных чинов. Хлопали опухшими глазами, перхали и матерились с недосыпу и похмелья, ошаривали повозки побогаче, кого-то попридерживали. Им сказали только: «А, это вы, ребята…» — и пропустили. И все заготовленные Оливером загодя истории остались невостребованными. Оно, конечно, и к лучшему.
Миновав заставу, они шагом выехали из Кулхайма и были уже на повороте к Файту, когда их окликнули:
— Эй, молодые люди!
Оливер в тревоге обернулся. Но это оказался их недавний сосед — торговец. Оливер вчера мельком обратил на него внимание. Это был человек средних лет, очень белесый, издали даже мог показаться альбиносом, на самом же деле был просто чрезвычайно светловолос и светлобров, с выцветшими голубыми глазами. У него была короткая редкая бородка, лицо покрывали бледные веснушки. Сейчас он сидел на козлах своей повозки, уронив поводья. Ладони у него, при весьма не могучем общем телосложении, были большие и широкие.
Поскольку Селия явно не собиралась откликаться, Оливер подъехал к нему сам.
— В чем дело, любезный? — угрюмо осведомился он.
— Меня зовут Вальтарий. Я — торговец.
— Вижу. И что?
— У меня к вам предложение, молодые люди. Вчера я имел счастье заметить, что вы оба неплохо обращаетесь с оружием и не теряетесь в трудную минуту, и, похоже, едете на запад. Прекрасно, я тоже еду на запад. Но я тороплюсь, из-за всех известных событий я и так задержался, мой компаньон в Файте может меня не дождаться. Поэтому я еду напрямик, лесом…
— А при чем здесь мы?
— При том, юноша. В округе сейчас… кхм… беспокойно. И охраняется, по моим сведениям, только проезжая дорога. Вероятность, что патрули будут и на тропах, есть, но она мала. Поэтому я предлагаю вам сопровождать меня до Файта и охранять от возможного нападения. А я вам за это заплачу. Десять серебряков.
Оливер насторожился. Десять серебряных крон были солидной суммой, и если этот человек готов выложить их первым встречным, он либо очень богат — а богачи не ездят в одиночку, либо глуп — а на дурака он никак не похож. Либо действительно очень торопится.
— А вы уверены в том, — спросил он, — что, углубившись в лес, мы не ограбим вас и не заберем все ваши деньги?
— …И не убьете меня, забыли вы сказать, ибо оставлять свидетеля вблизи императорских отрядов крайне неразумно. — Вальтарий усмехнулся. — Нет. Конечно, я мог бы сказать: «Как можно? Такие благородные молодые люди…» Но не скажу. Я не уверен. Но предпочитаю рискнуть. Риск, знаете, входит в нашу профессию.
В этом признании было нечто подкупающее. И все же…
— Я должен посоветоваться со своим другом.
— Разумеется. Но не медлите. Если мы выедем сейчас, то к вечеру будем уже в Файте.
Когда Оливер изложил Селии предложение Вальтария, она спросила:
— А ты сам как думаешь?
— Не знаю. Чем-то смущает меня этот человек…
— Я тоже не знаю. Конечно, нам посторонний ни к чему. И мы особо не торопимся. А с другой стороны, я предпочла бы уйти с большой дороги. И если этот тип знает верную тропу…
— К тому же у нас нет больше денег. Остается милостыню просить…
— Нам с тобой никто не подаст. Половину денег бери вперед.
Вальтарий согласился отсчитать пять монет авансом и одобрительно кивнул:
— Вы, я вижу, весьма практичный молодой человек.
— Не такой уж практичный, — отозвался Оливер. — Я ведь так же не уверен, что вы не заведете нас по своей тропе в логово разбойников…
Вальтарий расхохотался так, что у него шапка чуть с головы не свалилась. Затем, оборвав смех, он сказал:
— Я вам представился.
Намек был более чем очевиден, и Оливер кивнул:
— Я — Оливер. А это — Арм.