Откуда соколы взлетают
Шрифт:
— Ну, родная, накрывай на стол. Попьем чайку в семейном кругу перед дорогой. Через два часа лечу в командировку.
Он взял свой чемодан, всегда готовый к дороге. Положил в него фотографию девушки со стола. Поманил к себе Ольгу и отдал ей конверт:
— Отнесешь завтра в театр. Отдашь ей.
— А это письмо, батя, передайте утром Николаю Орлову, — попросил отца Григорий Пантелеевич. — Скажите, что я его жду в Минске.
Время летело быстро. За чаем Григорий посматривал на часы.
— Что же теперь будет-то, сынок? — спросил Пантелей Никитич.
— Положение очень серьезное. Немцы умеют воевать, всю Европу расколотили, но и мы не лыком
Через час он уехал на аэродром. Настроение у него было хорошее. Григорий умел себя держать. Никто из родных не помнит случая, когда бы видел его грустным, рассеянным или скучающим. Он был всегда подтянутым, веселым и щедрым.
Утром Пантелей Никитич передал письмо Григория капитану Орлову. Николай Орлов был адъютантом помощника начальника Генерального штаба РККА Смушкевича, но тот был арестован, и капитан оказался не у дел. В финскую кампанию Орлов был адъютантом у Кравченко. Теперь Григорий Пантелеевич снова приглашал его к себе, предварительно договорившись об этом в Управлении ВВС.
В отделе кадров Генштаба Орлов получил назначение в 11-ю авиадивизию на должность начальника оперативного отдела и 25 июня выехал в часть. Он был доволен назначением и уже представлял, как обрадуется командир новой встрече, как они дружно будут служить. Они искренне любили друг друга. Но Орлов даже в мыслях не мог представить той обстановки, в которой находилась уже дивизия.
До начала войны 11-я смешанная авиадивизия состояла из трех истребительных и одного бомбардировочного полков, базировавшихся в районе городов Гродно и Лида. В первые часы войны ее аэродромы подверглись мощному удару фашистской авиации. Дивизия понесла большие потери. Командир дивизии Ганичев, не имея никаких указаний из округа, на свой страх и риск поднял уцелевшие самолеты в воздух, и они вступили в неравный бой с фашистами, сбили несколько десятков самолетов противника, но соотношение сил было слишком не равным. Из 199 самолетов дивизии осталось лишь 72. При бомбежке аэродрома погиб и сам комдив Ганичев. Оставшийся личный состав отходил на восток. Трагически погибла и группа политработников дивизии. Они ехали в машине и ночью оказались в колонне немецких танков. Пытались скрыться в лесу, но были замечены и обстреляны. В живых остался лишь один человек. Он добрался до своих и доложил о случившемся.
В таком состоянии и принял Кравченко дивизию, если это можно было назвать приемом. Остатки авиаполков были разбросаны на разных аэродромах, не имели надежной связи, не было транспорта для переброски в тыл батальонов аэродромного обслуживания, горючего, боевого снаряжения. Дороги были забиты беженцами и отступающими армейскими частями.
Орлов добирался до дивизии тоже не без «приключений». Под Смоленском эшелон попал под бомбежку. Немецкие самолеты наводили с земли диверсанты-ракетчики. Поднялась паника. На станции были выведены из строя пути, поезда на Минск не отправляли. Военный комендант посоветовал Орлову сесть в состав, идущий через Рославль на Могилев: все ближе к месту назначения.
В солдатском вагоне, куда сел капитан в новенькой летной форме, возникло подозрение, что он из тех диверсантов, что наводили ракетами самолеты на станцию. Его задержали, чуть не выбросили из вагона. Хорошо, что вмешался майор и после долгого «экзамена» на знание Москвы убедился, что он действительно советский летчик.
В Рославле снова произошла заминка. Всех оказавшихся там командиров пригласили на совещание, которое проводил первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко.
Но нет худа без добра. Пономаренко обратил внимание на Орлова, может быть, по той же самой причине, что он в новеньком обмундировании «блестел, как гривенник». С его помощью Орлов выяснил, где находится штаб 11-й авиадивизии и добрался до Могилевского аэродрома. Но Кравченко на месте не оказалось. Появился он только утром и очень спешил. Все вопросы решал на ходу.
— Ну, как там Москва? — было первым его вопросом.
— Стоит, Григорий Пантелеевич, но чувствуется по всему, готовится к обороне.
— А как там мои?
— Да все нормально. Переехали с дачи в Москву. Иван в 16-м авиаполку, видимо, будет охранять небо столицы.
— Назначение получил?
— В оперативный отдел.
— А ко мне адъютантом не хочешь? Мне сейчас позарез нужен толковый помощник. Давай, как в финскую, повоюем.
В тот же день, уже в новой должности, капитан Орлов вместе с начальником штаба дивизии полковником Воробьевым выехали в район Климовичей к месту новой дислокации штаба дивизий.
Ехали ночью, не включая фар, но шофер хорошо знал Могилевскую область и уверенно вел машину.
Дорога проходила через лес, густо набитый войсками. В одном месте неожиданно поднялась стрельба: то ли немцы забросили диверсантов, то ли своих за врага приняли. С рассветом прибыли к месту базирования штаба дивизии.
1 июля первым прилетел на площадку командир 4-го штурмового авиаполка майор Семен Григорьевич Гетьман. Тут уже были генерал Кравченко и капитан Орлов. Они разложили посадочное полотнище, стали ждать самолеты. Полотнище приходилось то и дело убирать. В небе проплывали на восток фашистские эскадрильи. Новейшие бомбардировщики в сопровождении «мессершмиттов» были почти неприступны для малочисленных наших курносых «ястребков». У Григория Пантелеевича сжимались кулаки, скрипели зубы. Он вспомнил выступление на XVIII съезде партии наркома обороны Ворошилова, который тогда с высокой трибуны заявлял, что границы нашей Родины неприступны. Что наши бомбовозы за один вылет смогут поднять тысячи тонн авиабомб, сделать за минуту многие миллионы выстрелов. «О самолетах говорил, как об ишаках, что они могут перевезти, а о скорости полета, о вооружении и маневренности боевых машин и не подумал, — размышлял Кравченко. — А теперь тень фашистских бомбардировщиков закрывает солнце над Советской землей».
Гетьман прилетел сюда после того, как отправил полк по группам на боевые заданиях аэродрома близ Быхова и приказал возвращаться им уже в район Климовичей. Прилетающие самолеты ИЛ-2 приземлялись. Их быстро маскировали.
Летчики 4-го штурмового авиаполка удивленно смотрели на Кравченко, стоявшего у самолета У-2. На нем была коверкотовая гимнастерка с генеральскими звездами в петлицах, перехваченная широким ремнем. Две Золотые Звезды Героя, пять орденов. Наглаженные брюки, начищенные сапоги. Он стоял без фуражки, красивый и подтянутый.
Встретить в июльский день 1941 года в прифронтовом лесу дважды Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации, блистательного, как на параде, было невероятно.
— Кто это? — спрашивали летчики друг у друга.
Майор Гетьман построил летчиков. Генерал Кравченко представился:
— Я назначен командиром одиннадцатой смешанной авиадивизии, ваш четвертый штурмовой полк входит в ее состав. Надеюсь, что четвертый штурмовой будет и дальше так же отважно сражаться с немецко-фашистскими захватчиками, как геройски дерется в эти дни.