Откуда ты, Жан?
Шрифт:
— Не распространяй панику, Кабушкин! — послышался вдруг голос Якова. Никто и не заметил, как он вошёл в цех. — Гитлер — пустомеля, ему не дадут развернуться. Думать по-твоему — значит, клеветать на передовых рабочих Германии! Это…
— Кабушкин лишнего не говорил, — заступился какой-то рабочий. — В газете пишут правильно.
Кто-то нечаянно повернул воздушный кран, и струя воздуха из шланга, взметая пыль, ударила Яшке под ноги.
— Так тебе и надо, — сказал Ваня.
Яшка попятился к двери, затем, погрозив Кабушкину кулаком, выскочил из цеха…
Начались весенние дожди — время,
В электротехническом цехе рабочие трудились, не поднимая головы. Неожиданно пришла беда: отремонтированные моторы начали дымиться на испытательном стенде. Шутки, смех исчезли. Все работали молча, стиснув зубы.
Когда крепили очередной мотор для испытания, один из рабочих тяжело вздохнул:
— Ну, если сгорит сейчас и этот, не знаю, что делать.
— Надо искать причину, — ответил Ваня.
Мотор должен выдержать на испытании ток в три тысячи вольт. Прежде выдерживал. А теперь… Один и тот же мотор электрики уже разобрали и собрали трижды. И впустую. Результат пока плачевный.
— Давайте позовём техника, — предложил бригадир.
Как всегда, лишь после долгих поисков нашли Аню Кузьмину. Та вошла с видом делового человека — в руках бумага и карандаш. Глядя исподлобья, посмотрела соединения проводов. Проверила чистоту коллекторов. Тонкие губы её сжались в презрительной усмешке. Наконец, засунув руки в глубокие карманы халата, накинутого на пальто, и встав на чистое место, чтобы не испачкались фетровые сапожки на высоких каблуках, она приказала:
— Подсоединяйте мотор!
Ваня подошёл к щиту и включил рубильник: тонкие стрелки на приборах вздрогнули, мотор заревел, заработал. Всем стало весело, будто услышали в гуле мотора какую-то волшебную музыку.
Аня посмотрела на часы, отточенным карандашом записала в свой малюсенький блокнот время и гордо вскинула голову: дескать, зачем по пустякам меня пригласили.
Рабочие в это время, затаив дыхание, следили за приборами. Вдруг появился характерный запах едкой гари. Потом из коллектора мотора брызнул ослепительный сноп колючих искр и повалил дым.
— Сгорел! — очнулась Аня и, как ни в чём не бывало, зажав нос платком, направилась к двери.
Ваня крикнул ей:
— Подождите! Почему же он горит?
Рабочие пожаловались:
— В третий раз его собрали. Сколько труда ухлопали!
— Что за причина? — допытывался Ваня. — Вы же техник…
— Надо получше работать.
— Работаем, как всегда. Но не получается, помогите!
— Я принимаю исправные моторы, а не исправляю испорченные, — ответила Кузьмина и вышла, громко хлопнув дверью.
Что делать? Снова разбирали мотор, отмывали в бензине обуглившиеся ролики. Советовались между собой. За работой и разговорами обида на техника забылась. Только Ваня всё ещё не мог успокоиться. Какую же обязанность исполняет в депо эта красавица? Неужели училась на техника только для того, чтобы две-три минуты посмотреть
— Ребята, надо позвать комиссию! — решил наконец Ваня. — Пусть ишак делает одну и ту же работу несколько раз. Я пошёл.
— Куда пошёл? В контору?
— Домой.
— Неудобно…
— Бесполезная работа. Я не буду. А вы как хотите…
Рабочие заговорили, заспорили. Наконец пришли к решению послать Ваню к самому начальнику парка. Пусть разберётся.
Начальнику не понравилось, что Кабушкин так сердито набросился на техника, но потом он понял, что парень сердится не без причины.
В электротехнический цех послали комиссию. Среди её членов были секретарь ячейки Маша и Гульсум: они интересовались, как относится Аня к своим обязанностям, к рабочим. Другие осматривали мотор, который после того, как из него был вынут якорь, напоминал сруб сгнившего колодца. Блестевшие раньше ролики обгорели, потрескались. От едкого запаха лака и резины многие члены комиссии морщились. Поставив приборы, проверили магнитное поле, осмотрели места соединений, изоляцию. Ничего подозрительного не было. Всё на месте. Мотор собран, как положено, по всем правилам. Тогда отправили в лабораторию лак, которым покрывали катушки. Анализ показал, что лак этот не пригоден для изоляции.
Технику Ане Кузьминой дали строгий выговор. Её же заставили оплатить стоимость ремонта сгоревших моторов.
Через неделю Ваню перевели на своё место — водителем двадцать четвёртого трамвая.
Испытание верности
Пришла весна. Обгоняя друг друга, побежали звонкие ручьи. За неделю снег на улицах почти растаял. На стёклах трамвайных окон появились надписи: «На Волге тронулся лёд!» Горожане толпами, как на сабантуй, устремились к Волге — полюбоваться ледоходом. Трамваи шли на Дальнее Устье переполненными.
Светлана, высадив пассажиров у берега, попросила Ваню задержаться на пять минут. Он укрепил тормоз и тоже вышел из трамвая.
Кого только не было на берегу Волги. Все одеты празднично. Бабушки в ичигах и башмачках, в цветастых платках, повязанных по-татарски, старики в тюбетейках, сосредоточенные, приглаживающие пальцами усы, глядели на ледоход молча. Детишки бегали наперегонки, как молодые жеребята, и трудно было понять, что их больше занимает: лёд на реке или возможность порезвиться. Нарядные длиннокосые девушки из-под опущенных ресниц поглядывали на своих суженых, а парни с расстёгнутыми воротниками, казалось, были готовы сразиться с любым батыром. И все будто чего-то ждали, что должно случиться непременно сейчас, в эту минуту.
Льдины, подталкивая друг друга, плыли вниз по Волге с шумом и грохотом. И не было им конца-края.
Ване стало грустно. Вон рядом — спокойный залив. На островке поблёскивают серебром пушистые серёжки ивы, словно ждут чьего-то прихода. В детстве он не раз заглядывал сюда… Не долго думая, Ваня перепрыгнул с льдины на льдину и, сорвав самую красивую ветку, вернулся к трамваю.
— Тебе, — сказал он Светлане, не глядя ей в глаза.
Она растерялась, щёки покраснели, голубые глаза казались теперь синими.