Откуда ты, Жан?
Шрифт:
Надо купить у бабки самогон, пройти на контрольный пункт и ждать грузовик. Во время проверки часовыми пропуска предложить выпить шофёру, чтобы тот согласился взять попутчиков до Хатыни. По дороге же прикончить фашистов и завернуть на ближайшую базу партизан. Таков был его план.
Как было условлено, встретились они с другом у самой церкви. Креститься им на эту рухлядь не пришлось: неожиданно из-за поворота выехал грузовик.
— Эх, чёрт! Не успели! — выругался Жан.
Грузовик остановился у пристройки, где когда-то раньше трапезничали братья-монахи.
— Может, попытать счастья —
— Попробуй.
Жан зашагал к пристройке — в ресторанчик, похожий на распивочную. Но его не только сидеть за столом, даже за порог не пустили.
— Вшивый сабака! — поднялся пьяный немец. — Век! [4]
— Прогнали.
Нечего было и думать о поездке на грузовике. Жан подошёл к Саранину.
— Касатики, пожертвуйте на храм божий, — послышался жалобный голос. — Утварь с самой Казани привезла.
4
Прочь! (нем.)
Жан оглянулся. Опираясь на палку, к ним подошла старушка лет шестидесяти с острыми, как у ястреба, глазами, в очках.
— А если надо горло промочить, найду вам покрепче, только не скупитесь.
«Глафира Аполлоновна! — чуть не вскрикнул Кабушкин. — Так вот почему сундук с золотом, что стоял у Пелагеи Андреевны, оказался тогда пустым, — молнией мелькнула мысль. — Сплавили кресты и чаши. Сплавили… Теперь на храм собирает…» Жан достал из нагрудного кармана две немецких марки и, сторонясь, протянул их старухе.
Глафира Аполлоновна, быстро хапнув деньги, вытащила из-под фартука поллитровку.
— Пейте, голубчики, на здоровье.
— Пошли, Христофор, тут господа, — сказал Жан своему спутнику.
Они зашагали по шоссе к шлагбауму, где находился контрольный пункт.
— Успеем ли? — шепнул Саранин.
— Должны успеть, — ответил Кабушкин.
День клонился к вечеру. Навстречу дул резкий ветер. Это на руку. Будет предлог отогреваться около будки, прислонившись к стенке, и ждать машину. А раздумья о Глафире не покидали. Хитрая тётка. Фанатичка… Какой была раньше, такой осталась и теперь…
Молча дошли до контрольного пункта. Здесь навстречу им вышли двое с автоматами. Третий остался в будке.
— Многовато… — подумал Жан.
Стали проверять у них документы. Худощавый немец и краснорожий полицай присматривались к запоздавшим путникам.
— Куда вас на ночь глядя черти гонят? — спросил краснорожий.
Немец тоже поворчал.
— Должен сейчас подъехать грузовик, господа, — сказал Жан. — Мы договорились — подвезут нас… Ветер-то какой злючий. Продувает насквозь… Может, чарка у вас найдётся? — Кабушкин вытащил из кармана поллитровку. — Первач, с перцем. Не успели в городе. Погреться бы на дорогу…
Полицай, облизывая губы, глянул на часового.
— Шнапс?.. Гут, гут! [5] — сказал тот, кивая на будку — Битте. [6]
Глаза
Внутри будки глухо прозвучали три выстрела. Когда же подъехал грузовик с медикаментами, проверять документы вышли двое переодетых. Жан, покосившись на пьяного шофёра, взял его пропуск. Тем временем Саранин с автоматом залез в кузов.
В левой руке Жана пропуск, правая держит в кармане пистолет. Как только что-то крякнуло в кузове, Жан выстрелил в шофёра, другим выстрелом уложил сидящего рядом немца.
5
Хорошо, хорошо! (нем.)
6
Пожалуйста. (нем.)
Грузовик, зарычав мотором, плавно тронулся.
Волки в овечьей шкуре
В лесах Логойского, Заславльского, Дзержинского, Червенского и других районов Минской области отчаянно боролись крупные партизанские отряды. Руководил ими военный совет партизанского движения. Отряды пускали под откос десятки вражеских эшелонов с живой силой и техникой, взрывали мосты, поджигали склады боеприпасов, разрушали коммуникации и линии связи между войсками армии «Центр» и Германией.
Немецкие оккупационные власти вынуждены были просить новые регулярные части для подавления партизанских отрядов. Когда, наконец, пришли каратели, вооружённые танками, самолётами, народные мстители, зная о готовящейся операции, отошли в дремучие леса.
В начале марта 1942 года фашистам удалось разгромить военный совет партизанского движения. Вслед за этим были арестованы многие члены подпольного городского комитета. Видимо, кто-то из арестованных не выдержал пыток и стал предателем. Если его не выявить, жди новых арестов. Преступника поручили найти Кабушкину…
Пришла весть, что заключённых пытают в гестапо зверски. Арестовали и тех, кто приносил им еду. Значит, не сумели выведать новых фамилий, подпольщики держатся крепко. Во что бы то ни стало надо установить с ними связь…
Через тюремного надзирателя Кабушкин сумел передать записку одному из подпольщиков — Василию Соколову, которого знал очень хорошо. С нетерпением ждал ответа. Но тут вдруг исчез надзиратель. Видать, его схватило гестапо. А записка? Прочитал её Соколов? Написал ответ?
Не сумев получить каких-либо сведений от подпольщиков, немцы пошли на хитрость. Они поставили заключённых в сани и объехали с ними весь город. Брали на улице каждого, кто выказывал хоть малейшее волнение.
Кабушкин решил попытать счастья. Может, ребята сумеют как-нибудь передать ему… глазами, кивком головы… Говорят же: глаза умеют говорить. Некоторые люди, посмотрев друг на друга, сразу понимают, что каждый в это время думает.
Свою мысль о том, что ему надо встретиться с Василием Соколовым, Кабушкин высказал работнику горкома Сайчику. Этот худой, осмотрительный человек не поддержал его намерения.
— Зря подвергать себя такой опасности? Ведь ничего не узнаешь, — отговаривал он.