Откуда я иду, или Сны в Красном городе

Малозёмов Станислав Борисович

– Господи и Владыка живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему. Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь.

Отчитал иерей молитву и поклонился Автандилу в пояс.

– Иди с Богом, – сказал настоятель. – Но не забудь перед побиенными тобой повиниться и прощения испросить.

– У меня ещё вопрос есть. Решаете его вы, отец Автандил, с Божьего позволения, – иерей подошел и внимательно поглядел в глаза настоятелю. – Вы знаете нашего трудника Цыбарева Георгия, какой после вынужденного запоя одумался и идёт

к богу, живёт у нас на складе почитай месяц и работает прилежно с дьяками по хозяйству, готовится к крещению и далее к исповеди. Грешен он, но добр и чист душой и помыслами. На работу, откуда его уволили за дружбу с Бахусом, я помог ему вернуться.

А причина запоя – жена от него ушла с дочерью. И он, разум потеряв, дом свой сжег, пытался потом умереть и мучается всеми этими поступками. Жену возвратить я помогу при одобрении Господнем. Но некуда. Негде им будет жить. Может ли храм наш ссудить ему сумму на скромный дом? Он вернёт. На руднике в месяц более пятисот рублей зарабатывает. Наладить надобно жизнь споткнувшемуся. Он – хороший человек и вера его в Господа крепнет с каждым днём. Полезен Церкви такой прихожанин.

– Сколько надо? – спросил протоиерей. – Да только не рано ли бегом навстречу проблемам его бежать? Пусть ещё месяц- другой потрудится у нас чёрной работой, пусть смирение к нему через пот трудовой придёт. А в принципе – поможем. Божье это дело – заблудших на верный путь возвращать.

– Да сегодня и не нужны деньги, – отец Илия перекрестился. – Мы с ним для начала завтра поедем в Зарайск, с женой их попытаюсь воссоединить. Если примирю, да благословлю на новую жизнь – через месяц можно и строить начать. К новому году поставим. Будет им всем подарок. За семь тысяч рублей под ключ дом в сто пятьдесят квадратных метров можно поставить. Он всю зарплату будет отдавать каждый месяц. За одиннадцать месяцев рассчитается с долгом.

– Верю, – поднял глаза настоятель. – Тебе, Илия, верю. И спрос с тебя. Готов к такому раскладу?

– Да, – твердо сказал иерей. – Ручаюсь и ответ держу я.

– У нас пожертвований и даров денежных от неизвестных прихожан – сто сорок две тысячи. Я хотел рядом с храмом часовню поставить и лавку открыть. Иконы продавать, свечи, книги церковные, да кресты и цепочки, – Автандил поцеловал свой крест наперсный. – Но ради благого дела часовенку отстроим, а лавку откроем позже. Через год и откроем. Деньги возьмешь ты через месяц у протодиакона Никодима, казначея нашего под расписку. Я распоряжусь, чтобы выдал. Якобы на проведение совместного собора с Чебоксарской и Чувашской епархиями да на жертвоприношения их монастырям во благо.

Это нам самим для своего же отчета перед Митрополитом нашим Кириллом. Если потребует, конечно, что маловероятно. Возьмёшь деньги и сразу договаривайся с нашим СМУ-15 о строительстве. Потребные суммы частями по мере исполнения работ докладывай им на счёт в Госбанке. Наличными не давай.

Поговорили, помолились, переоделись в свитера, куртки и сапоги, да разошлись. Певчие остались репетировать, дьяки стали ремонтировать барьер и кандило – большой подсвечник перед крестом и иконой Христа в каноне, то есть в комнате, где молятся за упокой. А Витя Сухарев в новом плаще, в кепке с длинным козырьком и высоких кожаных ботинках двинул в пивную. Эти трое вчера побитых торчали столбиками в углу пивнухи и отхлёбывали из кружек понемногу. Стояли ровно и молча. Видно, недавно пришли и окосеть пока не удалось.

Прислонился Сухарев к стене возле прилавка раздаточного, на котором красовалось штук тридцать мытых кружек, торчал из прилавка высокий кран, от которого к бочке позади Анвара-пивника снизу тянулся шланг. Анвар открывал кран, и подставлял кружку. Одновременно включался компрессор и гнал пиво в кружку с весёлым напором. Отчего над посудиной сразу вырастала шапка пены, слетавшая вбок на жестяной прилавок.

Очереди никогда не было. Анвар работал с невероятной скоростью и был похож на иллюзиониста. Вроде только одним пальцем шевелил и тут же ловко происходило целое событие. Пена слетала, появлялась новая, а пива в кружке и половины не было. И вдруг пивник незаметно шевелил пальцем, из крана не текло, а оставшаяся пена мгновенно превращалась в пиво, налитое доверху. Это был почти цирковой номер и Виктору нравилось каждый раз удивляться ловкости молодого сына кавказских гор.

В пивнухе, построенной десять лет назад, при закладке города, было два узких окна, двенадцать отлитых из железного порошка столов, обитых сверху жестью. На жести посередине лежала большая тарелка с резанным луком, стояли бутылочка с уксусом и две фаянсовых солонки. Одна с солью, другая с перцем. За столами стояли люди уважаемые. Они имели работу, хорошо одевались и всегда доливали в пиво «московскую» Для полноты ощущений.

Остальные – «бичи» без жилья, паспорта и работы ютились возле стен, да по углам. Они сливали из недопитых кружек пиво после тех, кто «отвалился» и домой пошел. Собирали со столов недоеденную рыбку сухую и торчали в заведении до закрытия. Ночевать шли на чердак школы, которая стояла напротив. Там и зимой тепло было. Топили её углем, через чердак на улицу высовывались пять кирпичных горячих труб. Кроме «бичей» к стенкам жались безденежные. У кого рубли да копейки жены забирали после получки, кто-то жил дома, имел паспорт, но работы не имел. Кого выгнали за пьянку, кто не любил никакую работу и сидел до поры на шее у жены. Этих широким жестом угощали те, кто пил за столом. Жалели.

Между столами, запинаясь о ноги сидящих на полу «бичей» лениво лавировали две пятидесятилетние тётки в залитых пивом и заляпанных красным перцем бывших белых фартуках. Они ухитрялись тремя разными тряпками подтирать на столах налитое, рассыпанное и прилипшее, орали на выпивающих, мешая их важным пьяным беседам. Потом они хватали швабры и носились с ними, отмывая заплёванный пол и освежая грязной водой обувь мужиков, отдыхающих от работы и трезвого дня. Им никто кроме Анвара не смел слова дурного сказать. Они поднимали такой хай с матом и швырянием в обидчика солонок или пригоршней лука, после чего Анвар вежливо выводил под руку обидчика тёток и убеждал его, что сегодня возвращаться уже не стоит. Уборщицы в пивной были так же почитаемы, как священные коровы в Индии.

Постоял так в тени Виктор минут двадцать и пошел к тем троим, от него пострадавшим.

– Привет. Узнали меня? – Сухарев пристроился на пустое место за круглым металлическим столом на гнутых ножках.

Мужички опустили головы и один, который главный, кашлянул два раза и сказал за всех.

– Ну. Узнали. Чё, добивать пришел? Так нам пока и вчерашнего хватает, -третий, толстенький белобрысый паренёк с «фиксой» и в брезентовой рабочей безрукавке поверх зелёной рубахи, оттолкнулся от стола, убежал и через пару минут принёс от стойки полную, украшенную комком лопающейся пены кружку. Поставил её перед Виктором.

– Ты извиняй уж нас, – тихо сказал главный. – Кривые мы вчера были в дугу. Соображали туго. Так-то мы вообще мирные. Спокойные.

– Что церковь облаяли да Христа, так как раз сдуру. С дурмана пьяного, – добавил второй, рыжий и длинный. В хилой бородке его застряли кусочки вяленого чебака и обломки луковиц.

– Мы-то всегда слышали, что все попы хилые, засохшие от того, что сидят, молитвы читают да бога хвалят с утра до ночи, – третий, толстенький, вздохнул.– Ну и хотели пугнуть тебя. Читай, мол, молитвы, а сюда не шастай. Здесь бога нет. Тут его всем пиво заменяет.