Отмеченные лазурью. (Трилогия)
Шрифт:
Неожиданно скрипнула открываемая дверь. Ночной Певец из-под кровати увидел две пары ног. Одна, босая, принадлежала явно женщине, другая, обутая в сандалии, была мужская. Женщина тихонечко хихикала. Брякнуло опущенное на пол ведро.
— Нет тут этого сорванца. Шляется где-то. А мне надо бы здесь прибраться.
— Спешить-то не стоит.
— Разве? У меня еще работы полно.
— А кто нажалуется, что ты бездельничаешь? Потому как я не собираюсь.
Наверху что-то зашуршало. Мальчик лежал тихо, как лягушка в траве. Два тела ворочались на его постели. Прямо перед его носом упирались в пол мужские ноги, а женские висели в воздухе. Слышался шорох, мужчина громко дышал, женщина что-то урчала. Ночной Певец с отвращением скривился и высунул язык. Легко догадаться, чем они занимались. Бродяжничая с цирком, мальчик
— Первый раз я трахался в логове оборотня, — сказал мужчина и загоготал. — Хвост-то у него есть? Ты не видела?
Ночной Певец замер. Говорили о нем.
— Может, и есть, только он его прячет. Видать, его гулящая мамашка с псом снюхалась.
И снова взрыв издевательского смеха.
— Отклячила небось зад… иди-ка сюда, собаченька, сделай мне приятно… это я, твоя сучка…
Ночной Певец никогда не подозревал, что он может так сильно рассердиться. У него даже горло перехватило, точно гнев застрял в нем, как слишком большой кусок. Волосы на голове и загривке стали дыбом. Мальчик впился пальцами в край коврика, а в голове его все звучал жуткий, глумливый смех этой пары. Не раздумывая, он вдруг рванулся вперед и изо всех сил впился зубами в ногу женщины. Стиснул челюсти, ощутив во рту вкус крови. А потом выметнулся из-под кровати и молнией кинулся к дверям. Он несся по галерее, преследуемый пронзительным пискливым визгом укушенной. В груди у него точно молот бил, перед глазами кружили желтые хлопья. Пролетев несколько поворотов, он оказался в саду, среди розовых кустов и зарослей жасмина. И притаился среди зелени под навесом из ветвей. Присев на корточки, он дрожал, прижимая ладони к горящим щекам. И тяжело дышал, широко раскрыв рот. Он смотрел прямо перед собой, но ничего не видел.
Свиньи! Свиньи! Паршивые свиньи! Это наверняка неправда! Он не оборотень, и мать его не трахалась с псом! Вранье, все вранье!
У него разболелся живот. Дрожащими руками мальчик стянул с себя одежду. И внимательно, по частям осмотрел и обследовал все свое тело, везде. Даже там, где нельзя было себя трогать. Ощупал уши, пересчитал зубы. И понемногу успокоился. Ощущения говорили ему, что он ничем не отличается от других людей, кроме покрывающего его меха. Певец снова оделся и продрался сквозь заросли туда, где под стеной, увенчанной балюстрадой одной из многочисленных галерей, стояла каменная лавочка. Кусты закрывали ее со стороны садовой дорожки, большинство обитателей замка давно про нее забыли, поэтому скамья служила мальчику одним из его многочисленных убежищ. Он лег на бок, прижимая руки к сжавшемуся желудку.
Это наверняка было неправдой. Женщина не может иметь ребенка от пса. Ночной Певец был уже достаточно взрослым, чтобы знать это. Телец говорил, что каждое создание имеет свою пару. У жеребца есть кобыла, у кота — кошка, а у мужчины — женщина. Поэтому появляются на свет жеребята, котята и маленькие дети, а нечто среднее между ними существовать не может. Вот и во всей его, Певца, истории виноват этот гадкий прихлопнутый талант. Это из-за него и появились волосы на лице и вообще повсюду. Просто талант вырос слишком большим и не уместился на своем месте, поэтому подпортил что-то рядом. Мальчику в голову пришла вдруг ужасающая мысль: на свете ведь есть кентавры и сирены. Так как же это получается?
Ему хотелось завопить так громко, чтобы солнце сорвалось с неба. Но вместо этого он заплакал. Тихо и отчаянно.
Роза прогуливалась по садовым аллейкам, любуясь статуями из красного песчаника и цветами, высаженными на клумбах красивыми яркими композициями. Кусты карликовых розочек с сильным ароматом. Розы… сколько ж тут было роз — ее тёзок. Кроваво-красные тяжелые головки «цариц»; изящные, плотно свернутые бутоны, розовые, как детские ладошки; бледненькие скромные розочки, точно томные девицы, и еще те, забавные, разлохмаченные, красные, как щеки клоунов. Молочно-белые, осторожно распускающие лепесток за лепестком, и солнечно-желтые, сморщенные, точно смятые бумажные шарики. Розе казалось, что она ходит среди толпы людей, где у каждого свой индивидуальный характер. Она не торопилась. Ее работа начиналась вечером, а заканчивалась обычно под утро. В Замке магов она находилась уже две недели. Дом плотских утех, где она работала раньше, считался одним из лучших. От девушек требовалось не только умение раздвигать ноги. Роза умела петь, декламировать стихи и играть на лютне. Упорно репетировала танец, состоявший по преимуществу из эротичных изгибов. Она боролась за лучшее место, за лучшую судьбу и выиграла, призвав на помощь своей незаурядной красоте искусство куртизанки. Вот уже две недели она находилась в том месте, которое казалось ей страной мечты. Но хватило и десяти дней, чтобы у нее сложилось свое мнение об этом месте и появился новый опыт. Как и ожидалось, Замок оказался великолепным и богатым. Он представлял собой как бы самодостаточный город в городе. И огромный — заблудиться можно! Но сами маги… отличались от прочих мужчин только одним — вытатуированным над левой грудью знаком своей профессии. А едва задували свечу — пропадало и это отличие. Вскоре даже девушки, которые находились тут дольше Розы, с удовольствием повторяли между собой «Розочкин расклад»: с разливом, по-семейному, здравствуй и прощай. Первое означало милый ужин с красным вином и музыкой, а потом долгую трудовую ночь; второе — нечто вроде выполнения супружеской обязанности мужа по отношению к жене; а третье — нечто невыносимое, когда любовь ставилась на одну доску с чисткой зубов.
Роза шла по саду, улыбаясь своим мыслям. Забавно… да, это было и в самом деле забавно. Ах, эти маги!.. Эти мужчины!.. Она прошла под увитой плющом аркой и оказалась в другой части сада. Тут все росло, как хотело, и на первый взгляд производило впечатление дикости и некоторой запущенности. Розы разрослись буйными растрепанными кустами. Жасмин, усыпанный белыми звездочками цветов, топырил тонкие ветки. Ивы подметали зелеными гривами лужайки, на которых рассыпались маргаритки и фиолетовые «кошачьи мордочки». Тут было красиво. Где-то в зарослях птаха упорно высвистывала одну и ту же мелодию, а совсем рядом кто-то всхлипывал.
Роза пошла на звук и раздвинула ветки. На маленькой скамейке, притаившейся под самой стеной, лежала какая-то крошечная фигурка, вздрагивавшая от рыданий. Плачущий ребенок. Девушка видела его спину, часть головы и поджатые ноги. Одежка его не отличалась от платья сотен маленьких мальчиков в империи: короткая туника, перехваченная матерчатым пояском, короткие штанишки до колен, сандалики на шнуровке. Но помимо этого на ребенке было еще что-то вроде меховых чулочков.
«Не жарко тебе в таких? — удивилась Роза. — И о чем ты так горюешь? Бедняжечка…»
— Эй… — начала было она и даже вздрогнула от неожиданности. Мальчик вскрикнул от страха и едва не упал с лавки. Он повернулся и испуганно глянул на нее. Роза онемела. Раскосые янтарно-золотые глаза ребенка тонули в густом коричневом мехе. Только глаза и можно было разглядеть, да еще краешки ноздрей и губы, выгнутые подковкой. То, что Роза приняла за чулки, оказалось просто частью его тела. Ребенок весь был покрыт шерстью. Темные пряди на кончиках порыжели от солнца, и детская головка напоминала привядший цветок облачника. Может, именно это сравнение с цветком сразу же успокоило Розу. Она уже слышала об этом парнишке. Сплетни просачивались повсюду, но были они столь фантастическими и сумбурными, что девушка и наполовину им не верила. Попросту не обращала на них внимания. Ей не приходилось до сих пор встретить «волчонка», и, по правде говоря, она думала, что его держат где-то взаперти.
Она присела рядом с мальчиком.
— Почему ты плакал?
Он ничего не отвечал, вытирая руками мокрые глаза и нос.
— Жизнь тяжелая, верно? Натворил что-нибудь? Поколотили тебя? — Только такая причина для бурных слез и могла прийти ей в голову.
— Ыхы… — неохотно буркнул парнишка, не глядя на нее. — Но не слишком сильно, — тут же прибавил он. — И не поэтому.
— Тогда почему?
— Не скажу, — угрюмо буркнул он.
— Меня зовут Роза, а тебя?
— Наказание злой Судьбины, и окончу я жизнь на галерах, — невежливо отрезал мальчик.
— А на самом деле?
— Ночной Певец, — ответил он, украдкой поглядывая на девушку. — Потому что я похож на волка. А волки поют. Ночью.
— Не только волки, — нехотя возразила она. — Коты, к примеру, тоже.
— Ага… Сегодня ночью они трахались под окном, и я спать не мог, — сообщил ребенок совершенно невинным тоном, а Роза остолбенела от изумления. Ей с трудом удалось скрыть приступ смеха коротким кашлем. Какой странный ребенок.