Отмеченные лазурью. (Трилогия)
Шрифт:
— Ну нет, довольно, — рассердился маг. — Что ты себе воображаешь?
Он установил контакт с разумом мальчика. На сей раз мысли его были ясны и конкретны:
«Недоволен. Почему он недоволен? Я так хорошо лаял. Он дает мне еду — я его пес. Хороший хозяин. Недоволен. Плохо. Будет бить?»
Мальчонка снова припал к полу, подозрительно поглядывая на мужчину.
— Не будет бить. Подойди, — велел Телец. — Нет. Встань. На двух ногах, выпрямись. Как человек.
Мальчик послушался. Телец предостерегающе
— Скажи что-нибудь. Лаять нельзя!
Малыш смотрел на воздетый палец мужчины, как на змею. Несколько раз, тяжело дыша, открывал рот. Наконец выдавил из себя:
— Нельзя! Нельзя! — Это прозвучало совершенно отчаянно.
— Что нельзя?
— Говорить! Нельзя говорить! Нельзя бегать!
— Почему? — продолжал настаивать маг.
— Бык не велит. Нельзя. Бить будет! Придет сюда, будет бить!
Маг схватил мальчика за плечи, пока тот не успел отскочить.
Приблизил свое лицо к косматой мордашке.
— Нет Быка! — четко произнес он. — Не придет. Никогда… слышишь? Он больше никогда тебя не ударит.
Но в детских глазах таилось недоверие. Нет Быка? Для малыша его хозяин и мучитель был воплощением самой Судьбы — он был вечен, как жестокое и мстительное божество. Мальчик оставил уже позади ворота крика, страха, гнева и страдания, которые отделяли мир цепи, палки и голода от новой жизни у Говоруна, но до сих пор до конца не понял, что это значит на самом деле.
Телец понимал: малышу так долго внушали, что он — животное, пока ребенок сам в это не поверил. Трудно было теперь его переубедить, но запрет на лай явно помог. Мальчик знал уже несколько десятков слов (к сожалению, отчасти то были ругательства) и свободно пользовался ими, складывая простые предложения. Он усваивал и новые выражения, причем с поразительной скоростью, и маг был потрясен, когда в определенный момент вдруг осознал, что ему следует следить за своей речью. Ребенок впитывал знания как губка, наверстывая потерянное время.
Настал вечер. Петуния шила при свете масляной лампы, переделывая купленную на рынке детскую тунику, которая оказалась немного великовата на мальчика. Та, которую она перешила раньше, уже была на нем, одежда мешала мальчику, и он все время почесывался, потому что не привык ничего носить на себе. Маг читал. Переворачивал страницы рукописи на пергаменте, увлеченный ритмом стихов:
Так весь я не умру. Но вновь воскресну, Воссоздан смехом детским. Звездой взойду вечерней. И на сердце моем Соловушка гнездо совьет. В древесных соках И в птицах душа моя земная оживет.Он на секунду оторвал взгляд от книги. Ребенок играл с зеркальцем, которое он стащил с полки. То вглядывался в собственное отражение, то переворачивал отполированный кусочек металла матовой поверхностью кверху, удивляясь, почему эта странная переносная дырка имеется только с одной стороны.
— Что ты там видишь? — невольно спросил маг.
— Ктой-то, — ответил ребенок.
— И кто же?
Мальчик повернул голову, показал зубы, коснулся носом холодного металла.
— Я.
Говорун обрадовался. Ребенок осознавал собственное существование. Отражение в зеркале было его отражением, а не каким-то чужаком. Мальчик положил металлическую пластинку на колени, схватился за пряди волос, свисавшие по обе стороны его лица, и потянул так, что глаза у него стали совсем узкими.
— Рррр… гхррр… волк, зверь, чудище, кр-р-ровожадный зверррь!..
Маг и Петуния обменялись мрачными взглядами.
— Господин Телец, — заговорила женщина. — Я там не слишком-то ученая, только я так думаю, что и конь, и пес, и кот должны иметь какое-то имя, а уж тем более человек.
— Да если мне ничего подходящее в голову не приходит, — вздохнул Говорун. — У него ведь должно быть особое имя. Хорошее. А не какое-то там первое попавшееся…
Женщина с пониманием покивала. Имена — дело важное. Имя определяет человека. Если правильно подобрать — оно станет защитой от злой судьбы или исполняющимся добрым пожеланием, а недоброе — приносит неудачу и привлекает внимание злых духов.
Мальчик оставил зеркальце и поплелся к дверям.
— Куда ты??
— Помочиться, — послушно ответил он, воюя с задвижкой.
— Пописать, — поправил Телец, перелистывая страницу.
— Так это ж одно и то же, — вполне логично удивился ребенок и скрылся за дверью.
Прошло пара минут, и за окнами завыли псы. Протяжное, тоскливое «оооууууоооо-аааа» все повторялось и повторялось. Один пес отвечал другому, по очереди вели они этот странный, монотонный разговор.
— Полнолуние? — рассеянно спросил Говорун.
— Гигант в третьей четверти, — прислушиваясь, отозвалась Петуния. — Только как-то уж слишком близко этот вой. Пса у нас нет, а кажется, будто прям во дворе воют.
Охваченный неожиданным предчувствием, Говорун выскочил во двор. Под кирпичной стеной стоял его воспитанник. Откинув назад голову, он снова и снова посылал в звездное небо свой волчий зов. Из-за стены откликался соседский пес.
— О Богиня!.. — с яростью крикнул Телец.
Мальчик захлебнулся и прервал вой, и тут же принялся испуганно оправдываться: