Отмщённый
Шрифт:
Взгляд служителя законности посуровел. Он глянул женщине за спину, изучил пространство под ее ногами, снова посмотрел в глаза. На его носу красовался здоровый красный прыщ. «Комар нос подточил», — подумала девушка.
— Теперь вы смотрите на меня, как на собаку, которая сгрызла ваш айфон. Желаете поговорить, сержант? Или нет? Я что-то нарушила?
— Куда направляемся, гражданочка? — исторг по существу полицейский.
— Навигатор заблудился, — отозвалась автолюбительница. И почему ее вечно тянут за язык?
— Не понял…
— Простите, ради бога, мужчина, — взмолилась женщина. — Во-первых, обезьяна встала очень рано, во-вторых, не с той ноги… Я законопослушная гражданка, следую в населенный пункт под названием Нахапетовка. Оружия и наркотиков не перевожу…
— Багажник откройте, — потребовал полицейский.
Женщина вздохнула, выбралась из машины и побрела к багажнику. Потом вернулась, отыскала под сиденьем рычажок для его отпирания и побрела обратно. Подозрительно долго служитель порядка рассматривал его содержимое.
— Запаску приподнимите, — потребовал он.
— У меня есть запаска? — изумилась женщина. — Не поверите, мужчина, несколько минут
Полицейский посмотрел на нее с плохо завуалированной жалостью, вздохнул, приподнял щиток, приподнял фанерный лист, под которым обнаружилось компактное запасное колесо, и тщательно исследовал вскрывшийся «потайной» отсек. Невероятно.
— Вернитесь в машину, — распорядился он. Женщина вернулась, закрыла дверь и пристегнула ремень. Напарник полицейского продолжал мерцать на обочине и с удовольствием ржал.
— Документы, — потребовал полицейский. Поморщился, когда женщина протянула водительское удостоверение и свидетельство о регистрации транспортного средства, покачал головой: — Паспорт покажите, женщина. Мы не ГИБДД, какая же вы бестолковая…
— Правда? — удивилась путешественница и предъявила документ, удостоверяющий личность гражданина РФ.
— Одинокова Екатерина Андреевна, 32 года… — забормотал полицейский, пролистывая страницы и поглядывая на «оригинал». — Зарегистрирована в городе Дубна Московской области, улица Комсомольская… Не замужем, детей нет… — Он неохотно вернул даме паспорт. — Зачем вам в Нахапетовку, Екатерина Андреевна? Вы там живете?
— Я живу в Дубне, если помните. — Женщина сглотнула. — Улица Комсомольская, все такое… А в Нахапетовке у меня свой домик, оставшийся после смерти мужа и его ближайших родственников. Улица Салуяна, 13. Я впервые сюда приехала, хочу ознакомиться со своей недвижимостью. Вот документы на право собственности, бумаги на владение шестью сотками земли… — Женщина долго рылась, вздыхая, в упитанной кожаной сумочке, извлекла стопку мятых бумаг. От вида такого количества макулатуры работник полиции заметно поскучнел. Но взял бумаги, поверхностно их осмотрел и неохотно вернул.
— Вы впервые в этой местности, Екатерина Андреевна?
— Ну, я же сказала… В шесть утра выехала из Дубны, к обеду планирую туда вернуться… если здесь меня ничто не задержит. В чем проблема, сержант? В районе карантин? Эпидемия ящура?
— Можете проехать, — подумав, сообщил коп. — Но не уверен, Екатерина Андреевна, что с такой же легкостью вы поедете назад. Решайте. Впрочем, если операция к тому времени завершится, то препятствий не будет.
— Всех впускаете и никого не выпускаете? — Женщина задумчиво сморщила носик. — Что-то случилось, сержант? Так много полиции вокруг деревни… Или здесь всегда так?
— Проводится операция по задержанию опасного преступника, — скупо отозвался сержант. — План «Вулкан». Будьте осторожны. Можете ехать.
Господи, страсти-то какие… Полицейские потеряли интерес к обладательнице красной «Хонды» и побрели к своей машине. Женщина тоскливо смотрела им вслед. Как ей надоел этот постоянный выбор из двух зол… «Давай ты будешь рассуждать логически, — подумала она. — Шанс нарваться на опасного преступника не выше, чем снова выйти замуж. Ты извела двадцать литров бензина, встала в шесть утра, сожгла чайник, в который забыла налить воды, а на обратном пути изведешь еще двадцать литров, и ради чего? Нет, ты должна быть твердой и последовательной, что бы ни случилось». Она завела машину, объехала полицейских, которые в полном составе с любопытством ее разглядывали, и покатила в деревню. Дорога петляла меж высоких трав. Такое впечатление, что в полях работали косари, но у всех выдался обеденный перерыв. Люди растянулись по полю, чернели машины, в том числе одна грузовая. Можно подумать, здесь проводятся масштабные учения. «Деревню окружили, — сообразила женщина. — Интересно-то как». Она обогнула покатую возвышенность и через три минуты уже въезжала в Нахапетовку. Дорога превращалась в стиральную доску, но возможность проезда сохранялась. Проезжая часть была широкой, попадались участки, засыпанные гравием. Но в целом населенный пункт производил удручающее впечатление. Словно всё тут «после вчерашнего» — включая движимые и недвижимые объекты. Некоторые дома выглядели сносно, их окружали приличные заборы, территория у строений была ухожена. Но большинство построек завалились, разбитые крыши венчали кусты и даже деревья, сгнили и распались заборы. На правой обочине застрял проржавевший автомобильный прицеп, борта отброшены, грузовое пространство занимали остатки сгнившего сена. Пришлось объехать это чудо техники дальней обочиной, разбивая на ямах остатки подвески. Навигатор извещал, что населенный пункт под названием Нахапетовка состоит из двух улиц. Основная носила гордое название Выставочная и тянулась до пруда. Затем шел поворот на сто восемьдесят градусов и выезд на вторую улицу — имени Салуяна (кто этот человек с армянской фамилией, навигатор не сообщал). Улицы тянулись параллельно друг другу, их связывали переулки, по которым теоретически можно было проехать, но дама решила не рисковать. К тому же стоило осмотреться. Она медленно катила мимо «картинок с выставки» и вертела головой. В деревне, как ни странно, полицейских не было. Но напряжение чувствовалось. Машина протащилась мимо магазина, из которого выходила пожилая женщина с пакетом. Она испуганно покосилась на красного «японца» и предпочла не переходить дорогу, пока тот не проедет. Дрогнула занавеска в окне — кто-то подглядывал за плетущейся иномаркой. Показался частокол, увенчанный насаженными на него горшками и стеклянными банками. Один из горшков шевельнулся и заморгал. При ближайшем рассмотрении он оказался человеческой головой — крайне любопытной и пугливой. Пруд у завершения улицы смотрелся живописно. Спокойный водоем чертила стайка водоплавающей живности. Берега заросли камышами и осокой, в окрестностях пруда громоздились заросли тальника. На берегу сидели двое с удочками — что свидетельствовало о том, что пруд — не просто лужа для удовольствия, а также источник пропитания. Улица Салуяна оказалась
— Люди, вы где? — бормотала женщина, вращая головой. — У вас демографическая катастрофа?
Ей реально становилось не по себе. Она прижала машину к почерневшей ограде, на которой сохранилась затертая табличка «Ул. Салуяна, 13», выключила двигатель и тоскливо воззрилась на просвечивающий между штакетинами дом. Он был не маленький, имелся даже чердак. Дом бревенчатый, снаружи обит почерневшими рейками, большая часть которых выглядела весьма плачевно. На крыше бурьян не колосился, но вся территория, весь фундамент и даже скособоченное крыльцо заросли по уши. В окнах сохранились стекла — во всяком случае, с фасадной части здания, но давно помутнели от грязи. За забором громоздились гнилые доски, ржавые трубы. Весьма пикантно смотрелись завихрения колючей проволоки, венчающие груду бесполезных вещей.
— Какая офигенная у тебя собственность, подруга, — печально пробормотала женщина. — Похоже, ты сама себе завидуешь.
Возникло желание выпить. Зачем ей возвращаться сегодня в город? Напьется до соплей, завернется в трухлявое одеяло и проспит до завтра на старой кровати (ведь должна тут отыскаться старая кровать?). А завтра можно в город и уволиться с опостылевшей работы. От нее все равно никаких денег, сплошные нервы… Она вздохнула, забрала сумочку, набитый продуктами бумажный пакет и побрела знакомиться со своей суровой недвижимостью. Калитка скрипела так, словно ее смазывали в последний раз еще при товарище Сталине. Тропинка к крыльцу носила условный характер и насыщалась всевозможными опасностями в виде труб, коряг и почему-то велосипедных цепей. Это было какое-то рябиновое царство. Грозди уже покраснели, свисали почти до земли. Высоко в ветках колупались дрозды, выражая недовольство появлением посторонней личности. Слева притулились сараюшки, поленница для дров, крытая навесом, завалившийся на бок туалет типа сортир, тропа к которому мало отличалась от тропы Хо Ши Мина. Крыльцо трещало и прогибалось, но вес невысокой женщины, в принципе, выдержало. Дверь оказалась запертой, в чем, очевидно, не было ничего удивительного. Ключ к этому кошмару прилагался.
— И когда же я наведу генеральную уборку в своей сумочке? — бормотала женщина, отыскивая подходящий ключ. Дверь открылась, но веселее не стало. Половицы выли и скрипели. Со стен осыпалась штукатурка, а то, что уцелело, представляло жалкое зрелище. Небольшие сени, заваленные хламом — свернутыми ковриками, садовым инструментарием, дырявыми ведрами. Запашок с гнильцой. Просторная «горница», завернутая буквой «Г». В помещении, как ни странно, беспорядка не наблюдалось, но запустение было налицо. Продавленная софа вдоль окна, из которой угрожающе выпирали пружины, стол с покосившимися ножками (по всем законам физики он должен был упасть, но не падал), остатки древнего «славянского» шкафа. За углом печка, навесные шкафы, обросшие плесенью, куда не было никакого желания заглядывать. Унылый холодильник ЗИЛ — на нем каким-то диким анахронизмом смотрелись многочисленные магнитики, покрытые толстым слоем пыли. Не холодильник, а магнитная аномалия. Утешало лишь то, что в двадцать первом веке этим чудом советской техники пользовались. Раньше магнитиков не было. Но открывать его тоже не хотелось. Пощелкав по выключателю, женщина обнаружила, что в доме нет света. А может, есть, но нет лампочек. На душе становилось совсем плохо. Она пристроила на стол пакет и сумочку, расстегнула куртку (в доме было не холодно) и начала обход. Первым делом она запнулась о крышку подпола, который находился в этой же комнате, рядом с проходом в смежное помещение. Крышка неровно лежала в створе, а стальное кольцо торчало вертикально. За горницей располагались еще две комнаты — маленькие, там имелись железные кровати, какие-то комоды, серванты с посудой. На стенах фотографии — лица изображенных на них людей почему-то напомнили лица привидений. На окнах болтались дырявые шторки, в прорехах материи просматривались тылы участка, заросшие крапивой и лопухами. Передернув плечами, она вернулась в горницу. Подергала лестницу, ведущую на чердак. Если и развалится, то не сегодня. Она с опаской поднялась, приподняла разболтанную крышку — и через полминуты быстро спустилась обратно с брезгливой миной на испачканной мордашке. В рукомойнике имелась протухшая вода. Она сполоснула лицо, вытерлась носовым платком, откопала в сумочке зеркало и с горестью изучила отражение. Зеркала она не любила, но уважала — только они в этой жизни не врали. Спрятав зеркало, она осмотрелась, и взгляд наткнулся на крышку погреба. Почему ее вечно тянет на какие-то авантюры? Впрочем, почему бы нет? С некоторых пор это ЕЕ погреб. Она присела на корточки, подняла крышку и опустила ее на порожек перед крохотной спальней. Из погреба на девушку многозначительно поглядывала темнота. Девушка и погреб — как это мило. Петли не скрипели (хотя должны), а нос уловил прогорклый запах испорченного растительного масла. Устраивать следствие не хотелось. Темнота смотрелась не очень дружественно. Но мыши в погребе вроде не пищали. Девушка вспомнила, что взяла с собой фонарик — чтобы в туалет ходить. Она сбегала к сумочке — пяти минут вполне хватило, чтобы найти нужную вещь — и вернулась к погребу. Забираться внутрь было страшно, но нужды и не было, сверху все просматривалось. Метром ниже осветилась широкая ниша, устланная пожелтевшими газетами. Склонившись вниз и вывернув руку с фонарем, она обнаружила, что ниша тянется по всему периметру и имеет сплошную загородку из досок и фанерных щитов. С краю примостились заплесневелые банки, несколько разбитых кирпичей. В центре вырисовывался квадратный створ — значительно уже, чем плоскость ниши. Глубина колодца была небольшой — метра два с половиной. Земляные стены, запах какой-то странный — разложения и тлена. От гвоздей, вбитых в доски ниши, тянулись веревки к ведрам на дне колодца. В одном из ведер лежало что-то заплесневелое — видимо, оно и издавало запах тлена.