Отмычка от разбитого сердца
Шрифт:
Собаке было плохо. Она лежала в тенечке на вытоптанной траве возле своей будки, рядом стояла нетронутая миска с едой. Услышав шаги хозяина, Найда подняла голову и поглядела на людей глазами, казавшимися бездонными от страдания. Левая передняя лапа была странно откинута в сторону, и даже сквозь слипшуюся шерсть видно было, что она сильно распухла.
— Третьего дня напоролась в лесу на железину, — скорбно объяснил дед Семен, — возле старых дотов мы были.
— Угу, — понимающе кивнул Николай, — вроде умная у тебя собака, а вот поди ж ты…
Найда застонала
— Помирает, — всхлипнула Люська, — кто у старых дотов на железяку наступит — обязательно заражение крови будет!
— Сделай, Николай, — настойчиво говорил старик, — что животная зря мучается…
— Да как же это, Семен Степаныч… — запинаясь, заговорил Николай, и Надежда увидела, что этот большой и сильный человек растерялся, — да я и не могу из пистолета-то, у меня оружие табельное, патроны все подотчетные…
— А я тебе ружье дам! — Дед Семен шагнул в дом и вынес оттуда охотничье ружье. — А сам я не могу, сил нет…
С тяжелым вздохом участковый взял ружье и оглянулся на женщин.
— А ну, идите отсюда!
— Стойте! — неожиданно для себя закричала Надежда. — Ее лечить надо!
— Какой там лечить! — отмахнулся участковый. — Собаки сами знают, какую травку съесть, а если у старых дотов поранился — то ничего не поможет… Человека и то едва спасут, если сразу в больнице рану обработают…
— Туда никто не ходит, с тех пор, как двое мальчишек умерли от инфекции, мне в поселке рассказывали, — встряла Люська.
— От инфекции помогают антибиотики, — не уступала Надежда, — Семен Степанович, у меня такое лекарство есть, я зимой болела, вот осталось немножко. Оно новое, очень сильное…
Действительно, в феврале на Надежду Николаевну напала какая-то непонятная болезнь. Всегда привыкшая считать себя человеком патологически здоровым, Надежда вначале не придала значения упорному кашлю и головной боли — обычная простуда, через три дня пройдет. Однако, когда дней через десять соседи стали жаловаться на шум, который производит Надежда по ночам, муж не выдержал и потащил Надежду к врачу, у нее уже не было сил упираться. Доктор долго отчитывал Надежду Николаевну за легкомысленное отношение к собственному здоровью, после чего выписал ей зверский курс сильных антибиотиков, которые, надо сказать, живо справились с инфекцией. И вот, собираясь на хутор и по совету мужа, беря с собой аптечку, сама не зная почему, Надежда сунула в пакет оставшиеся капсулы.
Дед Семен смотрел хмуро и недоверчиво, но участковый Надежду поддержал, уж очень ему не хотелось выполнять функции палача для больной собаки.
— Давайте попробуем, а станет хуже, я приеду, слово даю!
Надежда метнулась за лекарством, едва не сшибив по дороге замешкавшуюся Люську. Она разломала капсулу и половину содержимого растворила в воде, прикинув, что собаке все же нужна меньшая доза, чем человеку. Найда смотрела обреченно, но дала разжать челюсти и проглотила лекарство.
— Теперь вечером, — быстро говорила Надежда, — с одного раза, конечно, не поможет…
Участковый засобирался, пообещав, что непременно
К вечеру собака настолько ослабела, что у нее даже не было сил поднять голову. Дед Семен на Надежду не смотрел. С замиранием сердца она впихнула очередную порцию лекарства собаке в глотку и ушла на свою половину.
Ночью спала только старуха, даже у Люськи допоздна горел свет. Утром прикорнувшую Надежду разбудил негромкий стук в окно, во дворе маячил сосед.
— Слышь, Надя, — хриплым от радости голосом произнес он, — Найда-то моя воду всю выпила, на ноги поднялась, только кашу есть не стала…
— А мы ей колбаски… — засуетилась Надежда, — что ж все каша да каша… когда болеешь, всегда вкусненького хочется…
Найда выглядела лучше. Она вежливо съела кусочек вареной колбасы и без сопротивления приняла очередную порцию лекарства. У Надежды отлегло от сердца.
Участковый приехал, когда они с соседом с трудом уговорили Найду показать больную лапу, и Надежда выстригла слипшуюся шерсть, обработала вскрывшийся нарыв и сделала повязку с тетрациклиновой мазью, которую опять-таки на всякий пожарный случай привезла из города.
— Брось ты это дело, — бубнил дед Семен, — народными средствами пользоваться надо — подорожник вон или дегтем смазать…
— Живете как при царе Горохе! — вскипела Надежда. — Чуть собаку на тот свет не отправили!
— Слушайся ее, Семен Степанович, она дело говорит! — крикнул из-за забора участковый.
Дед глянул хмуро и ушел в дом.
— Характер такой, — пояснил Николай, присев рядом с Надеждой, — я не обижаюсь.
— А что это за старые доты, про которые вы говорили? — спросила Надежда, почесывая Найду за ушами.
— Да финские укрепления, — ответил Николай. — Линия Маннергейма, не слышала, что ли?
— Да слышала, конечно, — Надежда даже слегка обиделась. — Я же все-таки в Питере родилась, не где-нибудь! В детстве на Карельском перешейке в пионерском лагере была, мы на финских дотах грибы собирали. Вожатые нас не пускали, говорили — опасно, но мы все равно тайком ходили… змей там, и правда, много, без сапог не пойдешь, но и грибов — тьма-тьмущая! А еще у нас двое мальчишек на этих дотах гранату нашли неразорвавшуюся, притащили тайком в лагерь, хвастались. Ну, одна девчонка из второго отряда вожатому настучала. Что с ним было! Его чуть инфаркт не хватил. Мальчишек этих хотели в город отправить, потом, правда, передумали: наверное, не захотели шум поднимать.
— Что — граната! — Николай усмехнулся. — Там мужички наши чего только не находили! И снаряды целыми ящиками, и винтовки, и пулеметы… прошлым летом парень с девчонкой купаться пошли, он нырнул — ящик зацепил, ухватил его, вытащил на берег — целый ящик мин для миномета! Ну он, дурачок, наладился этими минами рыбу глушить. Хорошо, я услышал, отобрал, а то могло все это плохо кончиться. Костя Захаров из Суоярви тоже минами рыбу глушил, теперь на одной ноге скачет, вторую взрывом оторвало. Чудо, что сам жив остался!