Отмычка от разбитого сердца
Шрифт:
Она сложила губы в приветливую улыбку и шагнула к трактору.
— Здравствуйте, приятного аппетита!
На разостланном брезенте сидела все та же троица. Но если в прошлый раз работяги были в относительно хорошем настроении, поскольку отдыхали и выпивали, то сегодня с утра радоваться было не с чего. Впереди длинный трудовой день, с тяжелой работой, да еще головы трещат от вчерашнего похмелья, какое уж тут веселье.
Поэтому на приветствие Надежды не ответил даже самый контактный маленький мужичонка с длинным носом. Старший смотрел куда-то вбок,
Ничуть не удивившись такому негостеприимному приему, Надежда огляделась и вспомнила, как муж в свое время учил ее определять в лесу направление. Надежда слушала очень внимательно и про серебристый мох, растущий с северной стороны деревьев, и про муравейники, располагающиеся с южной стороны, и про более короткие ветки с севера, однако в глубине души была уверена, что у людей, которые, подобно ее мужу Сан Санычу, прекрасно ориентируются в лесу, внутри сидит маленький компас, который мало того что указывает стороны света, но еще и говорит тихим приятным голосом, куда в данный момент нужно свернуть. У нее же, Надежды, несмотря на высшее техническое образование и светлую инженерную голову, наличествует совершеннейший топографический кретинизм, и никакие короткие ветки и муравейники тут не помогут. А уж солнце тем более. Заблудиться в трех соснах для нее — самое обычное дело.
Просека, несомненно, была та самая, которая проходила неподалеку от хутора, Надежда узнала свежие отметины на деревьях, но вот солнце, разумеется, скрылось за коварную тучу. Пришлось снова побеспокоить мрачных аборигенов.
— Мужики, а хутор в какой стороне?
— Заблудилась, что ли? — вступил в разговор тот, с огромным носом, очевидно, хороший от природы характер взял верх над похмельем. — Эвон куда вас, женщина, занесло! Тут до хутора пилить и пилить! Километра четыре, не меньше!
— Ну надо же, — Надежда прислонилась к трактору, потому что ноги отказывались служить, — и как меня угораздило?
— И грибов никаких нету, — работяга заглянул в пустую корзинку, — говорил же третьего дня: на Елизаветино поле идти надо, как его пересечешь — так будет Егерская тропа, по ней совсем немного пройти — вот тебе и грибы будут! Вчера сам там был, ведро принес! Соленики все больше…
— А где это — Елизаветино поле? — спросила Надежда больше для разговора, поскольку после сегодняшних приключений дала себе слово в лес больше в одиночку не ходить.
— А это… — растерялся работяга, — да как объяснить, все равно вы, городские, не найдете…
«Уж это точно», — покаянно подумала Надежда.
— Я все грибные места знаю! — хвастался носатый. — Верхний бор, Горелую поляну…
— Горелую поляну? — насторожилась Надежда.
— Ну да, там, понимаешь, лет двадцать назад пожар был, все выгорело, с того времени и зовут то место Горелой поляной. Из грибов там одни маслята, в хороший год — видимо-невидимо, но сейчас нету.
И тут будто молния сверкнула у Надежды в мозгу. Собственно, нужная мысль давно уже сидела в голове, только
Елизаветино поле, Егерская тропа… А как звали первую из жертв? Елизавета Телегина, Надежда помнила наизусть. А еще там был пожилой механик с птицефабрики по фамилии Егер, немец, что ли, обрусевший… Надежда и раньше подспудно чуяла какую-то связь, а теперь, когда услышала про Горелую поляну и вспомнила, что среди жертв неизвестного маньяка был еще сын Семена Степановича Горелова, тоже по фамилии Горелов…
— Что это с вами, женщина, — неприязненно спросил тип с «хвостом», — что это вы с лица побледнели?
— А? — очнулась Надежда от мыслей. — Да нет, я ничего…
— Это с устатку, — авторитетно сказал носатый, — вот что, ребята, давайте мы тетку до хутора доставим!
Надежда хотела было обидеться за то что назвали теткой, но в голове билась одна только мысль о том, что все убийства, происшедшие в поселке пять лет назад, дело рук вовсе не безумного человека, в них есть своя логика.
— А где это — Горелая поляна? — спросила она носатого. — Я одна туда не пойду, просто интересно, далеко она от Елизаветина поля? В ту же сторону?
— Примерно, — уклончиво ответил тот, опасаясь, что настырная тетка отправится сама в лес, — только далеко очень, все ноги стопчешь. Вот если через Куликово болото идти, покороче будет, но там по незнанию точно завязнешь… Там лишь в такую сушь как сейчас можно пройти, да и то тропку тайную знать надо… в сторону сунешься — по самые уши увязнешь, топь там глубокая…
Надежда слушала вполуха, потому что накатила вдруг нечеловеческая усталость — руки не поднять.
Собрали манатки, завели мотор, двое работяг пристроились сзади на прицепе, а Надежда, как барыня, ехала в кабине с водителем. Ее высадили почти рядом с хутором: овраг по мостику перейти — и вот он, дом с зелеными ставнями.
— Клава, где ты была, я есть хочу! — встретила ее недовольным голосом Аглая Васильевна.
— Сейчас, — отмахнулась Надежда, но старуха поглядела просяще, так что пришлось срочно кормить ее обедом, потом мыть посуду, мести горницу, поливать цветы, так что подумать как следует Надежда смогла лишь к вечеру, когда поднялась наверх в свежеоклеенную обоями комнатку, которую считала своей.
По старой инженерной привычке она разложила перед собой листочки бумаги, а также четыре газетные заметки, про пятую жертву она помнила со слов покойного Ячменного.
Итак, первой по счету шла несчастная тетка Елизавета Телегина, которая на свое горе потащилась с подругой за грибами. Предположим, что Елизавете соответствует Елизаветино поле. Далее, кто там следующий? Надежда пробежала глазами заметку. Эрик Францевич Егер, пожилой механик с птицефабрики, судя по рассказам, приличный непьющий человек. Никуда не ходил, с работы — домой, из дома — на работу. Его и зарезали дома, потому что одинокий, свидетелей убийства не было. И что мы имеем? Как говорил тот работяга? За Елизаветиным полем начинается Егерская тропа.